Георгий Захаров - Я - истребитель
В этом полку было немало опытных летчиков. Один из них, капитан Пятин, раньше служил в дивизии Сергея Черных. Осенью сорокового года Пятин погнался за немецким разведчиком Ю-88, который на большой высоте шел над нашей территорией. Немцы заметили советский истребитель и стали уходить от преследования. Не желая упускать нарушителя границы, Пятин обстрелял его. Но граница была близко, поэтому разведчику все же удалось благополучно уйти. А капитана Пятина понизили в должности (он был заместителем командира полка) и перевели в 43-ю авиадивизию в 162-й полк на должность командира эскадрильи. Пятина в полку любили, его эскадрилья была одной из лучших.
Забегая вперед, скажу, что мы не зря в сороковом году делали упор на боевую и тактическую подготовку командиров звеньев. Звено - основная боевая единица в истребительной авиации. От боеспособности звена зависит боеспособность полка в целом. Война это подтвердила. А в 162-м полку, как и в других полках дивизии, командирами звеньев были молодые, но сильные и умелые летчики.
В шесть утра полк получил приказ, а к девяти часам уже приземлился в Барановичах. Задача ясная - прикрыть железнодорожный узел, город и войска.
После первых бомбардировочных ударов гитлеровцев аэродром в Барановичах почти не пострадал. Дивизия, которая должна была прикрывать город, сформироваться не успела, однако назначенный на должность командира этой дивизии полковник Татанашвили уже был здесь.
Приземлившись, летчики 162-го полка увидели несколько бомбардировщиков Пе-2 и Су-2, несколько истребителей МиГ-1, МиГ-3 и даже истребители Як-1. Это были экипажи из разных авиационных полков и дивизий, которым в первые минуты войны удалось взлететь под бомбами. Подполковник Резник сразу же приказал рассредоточить самолеты по краям летного ноля, замаскировать их.
В ночь на 23 июня немцы предприняли попытку бомбить, но попытка была сорвана и отбомбились они неудачно. Было ясно, что с рассветом они снова обрушатся на аэродром. И хотя к встрече этой готовились, дежурное звено младшего лейтенанта Козлова взлетало наперехват уже "по зрячему". Когда И-16 командира звена отрывался от полосы, "мессершмитты" уже обстреливали аэродром из пушек. Снаряд попал в машину-пускач, которая отъезжала от самолета одного из ведомых Козлова, но истребитель был цел, и оба ведомых взлетели вслед за командиром звена.
Три И-16 набрали высоту. Козлов осмотрелся. "Мессеры" кромсали аэродром, на котором машин уже не было видно, но вот один из них обнаружил щель, отрытую накануне для личного состава, и пошел на штурмовку. Командир звена бросил свой истребитель на врага, и пушечные очереди "ишачка" прошили кабину "мессершмитта". Это был первый сбитый летчиками полка фашист. Будущий Герой Советского Coюзa Николай Козлов в тот день еще не знал, что этим "мессершмиттом" он открывает длинный список своих побед.
Разогнав немцев, звено село на свой порядком изуродованный аэродром, С этого момента в течение двух суток полк находился в непрерывных боях, и за это время летчики Пятин, Овчаров, Бережной, другие открыли свой боевой счет.
А 25 июня полковник Татанашвили построил личный состав истребительной авиационной дивизии, основой которой был все тот же 162-й полк, и зачитал приказ. За первые три дня полк не потерял в боях ни одного летчика. Однако исковерканный, находящийся двое суток под непрерывными бомбежками аэродром стал непригоден к боевой работе. Взлетать с него было невозможно. Уцелевшие истребители предстояло уничтожить и в пешем строю оставить город... Татанашвили вывел свою походную колонну на шоссе. Надо было успеть проскочить Слуцк. Немцы 22 июня уже захватили рубежи на реке Шара и быстрыми темпами продвигались по направлению к Слуцку, охватывая Барановичи с юго-востока. Вскоре на шоссе показалась колонна автомашин. Какая-то сильно поредевшая стрелковая часть стремилась вырваться в направлении к Могилеву, пока танки противника не перерезали дорогу. Полковник Татанашвили остановил головную машину, и вскоре раздался его зычный голос: "Потеснись, пехота! Летчики, садись!"
Подъезжая к Слуцку, все увидели следы недавней бомбардировки. Колонна машин остановилась, и никто не спрашивал почему. На дороге и близ нее лежали убитые, а вокруг - повозки, ручные тележки, детские коляски, узлы, чемоданы. Кое-где еще стлался дым. Летчики полка уже встречались с противником в бою, но здесь, на шоссе под Слуцком, пожалуй, впервые поняли, с каким врагом они вступили в бой. Молча садились пилоты в машины, а Николай Козлов стоял как вкопанный и все смотрел на маленькую девочку дет трех, чудом уцелевшую после налета. Девочка теребила за рукав женщину, ничком лежавшую на земле, плакала и не могла понять, почему мама не встает и не идет дальше.
Летчик запомнил этот момент на всю жизнь. Он впервые понял, что ненависть - это не просто слово. Ему много раз приходилось слышать о ненависти к врагу, да и нередко говорить об этом с подчиненными, но когда это чувство ощутил сам, то понял, что выразить его нельзя никакими словами. Он дал мысленную клятву, какую только может дать себе твердый и решительный человек, - сбивать бомбардировщики. Только бомбардировщики! И впоследствии он сбивал их над Брянском, над Сталинградом, над Белоруссией, когда не мог стрелять - таранил. Первый таран он совершил уже в сентябре сорок первого года, второй - под Сталинградом. К лету сорок второго года на его боевом счету было больше десяти сбитых, из которых большинство составляли бомбардировщики.
Впрочем, раз уж я забежал в своем рассказе вперед, то должен сказать, что судьба 162-го истребительного и его летчиков долгое время была мне неизвестна. Я начал свой рассказ с этого полка потому, что, подготовив его к войне как командир дивизии, в первые же дни воевать начал без него. У 162-го полка в силу обстоятельств отдельно от других частей сложилась своя боевая судьба. Я только позже с большим удовлетворением узнал, что этот полк, как и другие полки дивизии, воевал отменно.
Несколько лет назад при выходе из метро дорогу мне внезапно загородил уже немолодой человек и с какой-то лихостью, несколько неожиданной для его возраста, произнес:
- Здравия желаю, товарищ командир!
При этом рука его автоматически дернулась к козырьку, но козырька не было, и рука так же автоматически опустилась.
Я внимательно посмотрел ему в глаза.
Волевой подбородок, обтянутые скулы, чуть запавшие щеки. Прямой, твердый взгляд. Я бы даже сказал, суровый взгляд, если бы где-то в глубине не таилась почти юношеская улыбка. И я понял, что этого человека хорошо знаю. Знал.
Тогда, уже не сдерживая улыбки, он снова сказал:
- Здравия желаю, товарищ командир!
