Леонард Нимой - Я — Спок
Мы с Эриком встретились в его офисе в «Интернешнл Фэймос Эйдженси» и заговорили о моем будущем.
— Слушай, — сказал он. — Я знаю великолепную роль. Не хотел бы ты сыграть Тевье из «Скрипача на крыше»?
(«Скрипач», как вы понимаете, это чудесный мюзикл про «штетл», общину русских евреев. Естественно, раз мои родители происходили именно из такой деревни, я был немедленно заинтригован).
Я засмеялся, гадая, не новая ли моя борода подстегнула воображение Эрика.
— Конечно, хотел бы.
— Великолепно, — сказал Эрик и позвонил Стефену Стену, театральному продюсеру. Оказалось, что Стен и его режиссер, Бен Шактман, сейчас в Нью-Йорке и заняты подбором актеров для предстоящей летом постановки «Скрипача».
Не прошло и часа, как я встретился с ними обоими и прошел пробы (надо сказать, весьма неуклюже). Тогда я еще не видел пьесы и почти ничего не знал о сюжете или о музыке. Но тем же вечером я отправился посмотреть бродвейскую постановку «Скрипача». И еще больше утвердился в стремлении получить роль.
С утра я переговорил со Слейном, он сказал, что, по его ощущениям, я бы мог сыграть эту роль, но у директора, Шактмана, оставались замечания. Высокий, тощий Тевье, больше всего известный по роли пришельца с острыми ушами был совершенно не тем, о ком он мечтал. Когда я узнал о его сомнениях, я позвонил Шактману и излил ему сердце, рассказав о прошлом своей семьи и моем глубоком, личном душевном родстве с персонажами пьесы. Он согласился позволить мне еще раз пройти пробы, которые оказались гораздо более успешными.
Через несколько дней он перезвонил мне, спрашивая, по-прежнему ли я хочу получить эту роль.
Я улетел в Испанию на съемки «Кэтлоу» со сценарием в своем багаже. Моя роль в «Кэтлоу» была довольно маленькой, что давало мне массу свободного времени. Я проводил его, фотографируя местные пейзажи или лежа на пляже и слушая кассетные записи песен из «Скрипача». (Я, должно быть, представлял для местных странное зрелище — обросший бородой мистер Спок в купальном костюме, слушающий на магнитофоне семитские песни!)
Тут мне нужно упомянуть, что моя семья всегда понимала, что у актера кочевая профессия. Несмотря на это, мы изо всех сил старались держаться вместе, так что тем испанским летом 1971-го моя жена и двое детей прилетели вместе со мной. Чарли Бронсон производил съемки в городе, и он привез с собой свою жену, Джилл Айрленд, и детей, один из которых был примерно ровесником Джули. Собственно, мы потом вместе сбрасывались на репетитора.
Несмотря на то, что мы вели съемки в удаленных городках на южном побережье Испании, где в буквальном смысле не было телевидения, «Звездный путь» все равно умудрялся меня достать. Однажды я сидел в кресле гримерного трейлера «Кэтлоу», тренируя свой ужасный испанский на дружелюбном молодом гримере из Мадрида.
К счастью, его английский был гораздо лучше моего испанского, и в тот день он сказал мне, блеснув глазами: «Я хочу вам кое-что показать!» Он потянулся к своему шкафу, вытащил оттуда коробку из-под сигар и открыл ее.
О чудо! Внутри уютно покоилась пара ушей мистера Спока! Не дешевая пластмассовая имитация, заметьте, а настоящая пластиковая накладка, отлитая по форме моих собственных ушей. (Ну ладно, любители мелочей, хотите знать, сколько пар ушей я износил за эти 79 серий? Полторы чертовых сотни, почти по две пары за серию. Вулканец, конечно, живет и здравствует, но уши его годились только на несколько дней).
Я был ошарашен. Я не предполагал, что он вообще знает про «Звездный путь» и мистера Спока — а уж увидеть пару ушей здесь, в коробке из-под сигар, посреди испанского захолустья…
Как это произошло? Во всем виноват человек по имени Джон Чеймберс. Чеймберс, истинный мастер своего дела (позже получивший «Оскара» за работу над «Планетой обезьян») на протяжении съемок «Звездного пути» снабжал гримера, Фредди Филлипса, вулканскими ушами. Ну и выяснилось, что он ездил в Испанию учить художников по гриму применению накладок и привез с собой несколько примеров своей работы — включая несколько пар Споковых ушей. Мой испанский гример, как оказалось, служил ему помощником.
(Похожий случай однажды произошел со мной в Лондоне, когда я пришел в гости к тамошнему представителю «Парамаунт» по продажам. Я болтал с ним и его сыном-подростком, когда мальчик вышел из комнаты и вернулся с полной формой мистера Спока, включая ботинки. «Как мило, — подумал я. — Какая отличная копия!» Но тут я присмотрелся повнимательней и понял, что это совсем не копия. Это оказался один из моих — или, точнее, Споковских — настоящих комплектов формы, которые я носил на съемочной площадке! Меня до сих пор поражает, как фрагменты Спока рассеяны по всему свету. Все, что мне осталось с сериала — не считая спокойного голоса в голове — это несколько фотографий и пара ушей, закатанных в пластик.)
10 июня 1971 года я закончил работу над «Кэтлоу» и улетел из Испании обратно в Лос-Анджелес. К 24 июня я уже опять был в Нью-Йорке, готовясь к семинедельному турне «Скрипача».
В роли Тевье в «Скрипаче на крыше», 1971 год
Премьера «Скрипача» состоялась в Хайаннисе, штат Массачусетс, перед полным залом, который в финале пьесы, стоя, приветствовал нас овацией. Отзывы были в той же степени полны энтузиазма. Следующие семь недель были просто-напросто блистательны. Бывают времена, когда ты понимаешь, что в твоей жизни происходит что-то действительно выдающееся. «Скрипач» был для меня такой порой. Я могу сравнить его с лучшими временами «Звездного пути». Каждый мой шаг наполнился гордостью и особой энергией — ведь и спектакль, и команда, и время, все сошлось, чтобы создать особое волшебство. Я ощущал глубокое родство и благодарность ко всей театральной труппе — которая, в своей доброте, преподнесла мне и моей жене необычайный дар, пару оловянных подсвечников с выгравированной фразой из песни-молитвы в Шаббат из «Скрипача»: «Благослови, Господь, их счастьем и миром».
«Скрипач» был только первым шагом в моей необычайно счастливой театральной карьере. Я продолжил ее и сыграл Феджина в «Оливере», Артура в «Камелоте» и сиамского монарха в «Король и я». Вдобавок к мюзиклам, я принял участие во многих спектаклях, включая «Человека в стеклянной будке», который ставился в театре «Глобус» в Сан-Диего.
«Стеклянная будка» была для меня особенно увлекательной, поскольку она делает все, что должна делать хорошая драма — заставляет зрителей задуматься, задаться вопросом о себе и своих ценностях. В ней рассказывается о человеке, которому предъявляют обвинение, как нацисту, военному преступнику, и отправляют в Израиль для того, чтоб предстать перед судом. Этот человек, Голдман, не отрицает ни одного обвинения. Он утверждает, что наслаждался ролью, которая была у него в Холокосте, и насмехается над своими взбешенными обвинителями.
