Уильям Ширер - Берлинский дневник (Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента)
С Чехословакией, которую попросили пойти на все жертвы во имя мира в Европе, здесь не консультировались ни на одной стадии переговоров. Двум ее представителям, доктору Мастны, честному и интеллигентному чехословацкому посланнику в Берлине, и доктору Мацарику из министерства иностранных дел Чехословакии, в час тридцать ночи было сказано, что Чехословакии придется подчиниться, причем сказано не Гитлером, а Чемберленом и Даладье! Их протесты, мы слышали это, высокий государственный муж просто обсмеял. Чемберлен был похож на черного грифа, которого я видел в Бомбее. Он выглядел особенно довольным собой, когда возвращался ранним утром после подписания соглашения в отель "Регина", хотя и слегка утомленным, но приятно утомленным.
Даладье же выглядел совершенно разбитым и сломленным. Он зашел в "Регину" попрощаться с Чемберленом. Наша компания ожидала, когда он спустится по лестнице. Кто-то спросил или начал было спрашивать: "Monsieur le President, вы удовлетворены соглашением?.." Он повернулся к нам, как будто хотел что-то сказать, но был слишком уставшим, и, не сказав ни слова, молча проковылял за дверь. Французы говорят, что он боится возвращаться в Париж, думает, что его встретит враждебно настроенная толпа. Остается надеяться, что так оно и будет. Потому что Франция принесла в жертву свое положение на континенте и потеряла свою главную поддержку в Восточной Европе. Для Франции этот день станет катастрофой.
Насколько же по-другому выглядел Гитлер! После того как весь вечер нас не подпускали к резиденции фюрера, нам наконец удалось туда пробиться как раз в тот момент, когда он уезжал. В сопровождении Геринга, Риббентропа, Геббельса и Гесса он прошел мимо меня как победитель, коим он и был в это утро. Я отметил его преисполненную важности и самодовольства походку. Тика как не бывало! Что касается Муссолини, он удалился рано, нахальный, как петух.
Кстати, меня здорово обскакали в эту ночь. Макс Джордан из Эн-би-си вышел в эфир на час раньше меня с текстом подписанного соглашения - одно из самых больших моих поражений в жизни. Благодаря особому положению его компании в Германии, он получил эксклюзивное право на использование гитлеровской радиостанции в резиденции фюрера, где и проходила конференция. Виганд, который тоже находился в этом здании, рассказывает, что Макс припер к стенке сэра Горация Вильсона, когда тот вышел из зала заседаний, заполучил от него английский текст соглашения, бросился в студию фюрера и через несколько мгновений уже был в эфире. Не имея возможности сразу же выйти в эфир из этой студии, я оставался вблизи другой студии - местной мюнхенской радиостанции. Я договорился с несколькими английскими и американскими коллегами, что они передадут мне документ по возможности сразу же после завершения заседания, если не сумеют получить его раньше от членов какой-нибудь делегации. Первой с копией документа приехала Демари Бесс, но, о Аллах, мы опоздали. Примерно в два тридцать утра мне позвонили из Нью-Йорка и любезно сказали, чтобы я не переживал - черт бы побрал их приличия. Фактически я вышел в эфир в двадцать три тридцать с объявлением, что соглашение достигнуто. Я изложил все его существенные детали, заявив, что оккупация начнется в субботу, что она будет завершена через десять дней и т. д. Но я мечтал получить официальный текст документа первым. К счастью для Си-би-эс, Эд Марроу оказался в Лондоне первым, кто отправил официальное сообщение в Америку о подписании соглашения через полчаса после полуночи. Он поймал его с мюнхенской радиостанции в разгар переговоров.
Позднее. Чемберлен, очевидно понимая свое дипломатическое поражение, проделал очень ловкий трюк для спасения своей репутации. Утром перед отъездом он еще раз встретился с Гитлером, и после этого появилось совместное коммюнике. Суть его такова: "Мы рассматриваем подписанное вчера соглашение и англо-германский морской договор как выражающие желание наших двух народов никогда не воевать друг против друга". А последний параграф гласит, что они будут консультироваться в дальнейшем по всем вопросам, которые могут касаться их стран, и "готовы продолжить усилия по устранению возможных источников расхождений и таким образом вносить свой вклад в обеспечение мира в Европе".
Позднее. В поезде Мюнхен - Берлин. В поезде едут большинство ведущих немецких журналистов, и они осушают бутылки шампанского и не пытаются больше маскировать свой восторг по поводу величайшей победы Гитлера над Великобританией и Францией. В вагоне-ресторане Хальфельд из "Hamburger Fremdenblatt", Отто Крик из "Nachtausgabe", д-р Бёмер, начальник по связям с иностранной прессой из министерства пропаганды, злорадствуют, скупают все шампанское в ресторане, торжествуют, похваляются... Когда немец испытывает свое величие, он испытывает его с размахом. Вечером в Берлине у меня будет два часа на то, чтобы получить военные пропуска, принять ванну и отправиться ночным поездом в Пассау, дабы войти в Судетскую область вместе с германской армией - печальное для меня задание.
[Позднее. А Чемберлен вернется в Лондон и с балкона на Даунинг-стрит, 10 будет хвастаться результатами этой ночи: "Мои дорогие друзья, второй раз в нашей истории (а толпа с криками: "Отлично, старина Невиль" и пением "Он отличный парень" вспомнит Дизраэли, Берлинский конгресс 1878 года?) на Даунинг-стрит приходит из Германии мир на почетных условиях. Я верю, что это мир для нашего поколения". Мир на почетных условиях! А Чехословакия? И только Дафф Купер покинет кабинет со словами: "Мы победили в 1914-м не для Сербии или Бельгии... а для того, чтобы одной великой державе не позволено было в нарушение обязательств договора и законов наций, против всех правил морали, с помощью жестокой силы господствовать на всем Европейском континенте... В течение этих дней премьер-министр возлагал надежды на обращения к господину Гитлеру на языке мягких увещеваний. Я считал, что он более открыт для языка военной силы..." Только Уинстон Черчилль, глас вопиющего в пустыне в те годы, скажет, обращаясь к палате общин: "Мы потерпели полное, абсолютное поражение... Не позволяйте ослеплять себя. Мы должны предвидеть, что все страны Центральной и Восточной Европы пойдут на самые выгодные уступки торжествующей нацистской власти... Дорога на Дунай... дорога к Черному морю и Турции открыта. Мне кажется, что все страны срединной Европы и долины Дуная, одна за другой, окажутся втянутыми в огромную систему нацистской политики, не только военной, но и экономической, исходящей из Берлина". Черчилль - единственный оставленный без внимания предсказатель на британской земле.]
В поезде Регенсбург - Берлин, 2 октября
Вчера перед рассветом был в Регенсбурге, потом автобусом добрался до Пассау на Дунае, а оттуда на машине с майором германского Генерального штаба проследовал за марширующими, словно на пикник, войсками в зону Су-детской области. Ночью под проливным дождем вернулся в Пассау, где военная цензура не дала мне разрешение на радиопередачу; сажусь в поезд на Регенсбург, прибываю туда в полночь и диктую свой репортаж по телефону в "Пресс вайелесс" в Париж, с тем чтобы его зачитали в Нью-Йорке, так как из Берлина сообщают, что военные наложили запрет на все радиосообщения об оккупации, включая свои собственные. Самолета на Берлин нет, поэтому сел на этот поезд, и передачу буду вести ночью из Берлина.
