Дмитрий Оськин - Записки прапорщика
Ленин выждал окончания аплодисментов.
Совершенно простым, доступным простому крестьянину языком, несколько картавя, он начал свою речь. Говорил, что предлагает проект резолюции по аграрному вопросу от имени социал-демократической фракции.
- Я не могу, - говорил он, - в кратком докладе развить все положения. Основное: земля должна быть немедленно изъята от помещиков и передана без всякого выкупа крестьянам. Вообще собственность на землю должна быть уничтожена. Съезд должен категорически отвергнуть предложение крупной и мелкой буржуазии о "соглашении" с помещиками.
Ленин говорил немногим более часа. Весь зал слушал его с настороженным вниманием. Я же не столько вслушивался в речь Ленина, сколько смотрел на него, стараясь проверить правильность утверждений и слухов, ходивших в армии и здесь, что Ленин - агент германского генерального штаба.
Не похоже.
Простота речи, убедительность, с какой он говорил о необходимости ликвидации помещичьих землевладений, - все это выдавало в нем настоящего революционера, друга народа, но никак не политикана и тем более шпиона немецких властей.
Речь Ленина была встречена бурными аплодисментами большинства зала.
Следующим выступил эсер, кажется, Вебер, который пытался разбить положения, выдвинутые Лениным.
- Было время, - говорил Вебер, - господин Ленин рекомендовал изъять у помещиков лишь отрезки, остальное же должно было остаться в руках государства. Теперь же он рекомендует взять от помещиков всю землю, и притом немедленно.
Долго и туманно говорил Вебер. Зал слушал равнодушно.
Затем Авксентьев предоставил слово представителю 11-й армии Оленину.
Я подошел к кафедре, осмотрелся, увидев направленные на меня тысячи глаз, почувствовал такую робость, что даже колени задрожали. Выступать перед такой огромной аудиторией, перед умными, большими людьми, старыми революционерами, имевшими за спиной каторгу, ссылку и тюрьмы, мне, армейскому поручику, стало страшно. Легче идти в штыковую атаку на фронте, чем говорить по аграрному вопросу на этом съезде. Однако надо было говорить.
- Товарищи, - начал я, - солдаты-крестьяне одиннадцатой армии уполномочили меня заявить...
- Громче, громче, не слышно! - раздалось со всех сторон.
- Солдаты-крестьяне уполномочили меня... - резким фальцетом прокричал я.
- Не слышно!
- Солдаты-крестьяне... - уже басил я. - В общем, я прочту наказ.
И я по наказу прочел свою речь на первом Всероссийском крестьянском съезде.
Во время чтения наказа я успокоился, пришел в себя и решил даже кое-что добавить. И уже громким голосом, слышным всей аудитории, сказал:
- Мы, солдаты-крестьяне, крестьяне-военные, требуем немедленно объявить землю общенародным достоянием. Немедленно изъять ее из владения помещиков и передать в ведение местных земельных комитетов. Только это мероприятие, произведенное немедленно, может успокоить настроение солдат, сидящих с винтовками в руках в далеких окопах.
Взрыв аплодисментов.
Это еще более ободрило меня, и я хотел говорить дальше, но Авксентьев зазвонил в колокольчик и обратился в мою сторону:
- Ваше время истекло, товарищ.
- Я повторяю еще раз, - воскликнул я, - земля должна быть немедленно объявлена общенародным достоянием!
И еще раз услышал аплодисменты.
Сразу вышел в фойе, куда немедленно выбежали делегаты 11-й армии.
- Молодец, хорошо, здорово сказал! Посмотри, что сейчас делается в зале.
Я заглянул в зал. Ряд делегатов из других армий выкинули несколько знамен с надписанным на них требованием - объявления земли общенародным достоянием. Шум стоял невообразимый. Одни аплодировали, другие шикали, свистели, топали ногами. Председательский колокольчик долго не мог успокоить эту разбушевавшуюся стихию.
Наконец Авксентьев овладел собранием.
- Мы считаем, - заявил он, - что здесь допущен демагогический лозунг. Объявить землю народным достоянием может только Учредительное собрание. Выставлять такие требования, а тем более выбрасывать знамена с подобными лозунгами - вещь недопустимая. Президиум вынужден будет сложить с себя полномочия, если сейчас же из партера не будут убраны знамена.
- Пусть складывает! - послышались со всех сторон голоса. - Какой же это съезд, который не может потребовать объявления земли всенародным достоянием? Долой президиум!
Авксентьев, бледный, непрерывно звонил в колокольчик, призывая съезд к порядку. Президиум решил объявить перерыв.
- Долой! Долой! - кричал зал.
Перерыв.
В фойе меня окружили несколько кряжистых мужиков.
- Как же вы можете провозглашать лозунг объявления земли общенародным достоянием? - настойчиво пристают они ко мне. - Ведь вот вы офицер, человек с понятием, а идете на поводу у низменных инстинктов. Надо, чтобы все-таки был порядок. Вот будет Учредительное собрание, оно рассудит, как, на каких условиях взять землю у помещиков, как уравнять землевладения.
- Словом, вы предлагаете: барин приедет, барин рассудит, - рассмеялся я. - Нет, господа, этот номер не пройдет. Землю надобно немедленно отдать мужику.
Почувствовав в результате пережитого напряжения озноб во всем теле, решил поехать домой. Подойдя к трамвайной остановке, я от упадка сил не мог стоять, всего лихорадило. Подозвал извозчика, дал адрес на Васильевский.
Жена при виде меня испуганно вскрикнула, приложила руку ко лбу:
- У тебя жар.
Она сбегала к квартирной хозяйке, взяла термометр, сунула мне под мышку и через десять минут констатировала:
- Температура сорок и две десятых.
Я заболел ангиной. Денег оставалось мало. Приглашать частного врача было не на что. Люся сбегала на съезд, сказала о моей болезни секретарю съезда Брусиловскому, получила от него записку к ближайшему врачу, который вскоре прибыл, осмотрел, прописал различные лекарства.
Выздоровев, пошел в крестьянский Совет. Съезд закончился, выбран ЦК крестьянского Совета. В составе последнего образована специальная солдатская секция. Председатель Оцуп, старый эсер, никогда в армии не служивший. Он избран председателем только за свой продолжительный партийный стаж. От 11-й армии избран Грудин, делегат от специальных армейских частей. Я познакомился с Оцупом, прося его дать мне поручение вести работу по пропагандированию идей крестьянского съезда в армии.
- Вы член партии? - спросил Оцуп.
- Нет.
- А почему вы не запишетесь?
- Еще не осмотрелся, не знаю, в какую. - Вы из крестьян? Я читал вашу речь. Вы настоящий эсер.
- Ну, положим, не совсем. А кроме того, среди эсеров три течения. Есть левые, есть центр, есть правые.
- Левые - чепуха, - поморщился Оцуп. - Кто там у них? Камков со Спиридонихой. Неврастеник, истеричка.