Аллен Даллес - Тайная капитуляция
Я попросил Вольфа лично рассказать о причинах, по которым он желает поговорить с Кессельрингом, прежде чем выходить на Витингофа. «Я был в близких отношениях с Кессельрингом, – ответил Вольф, – и в прошлом неоднократно беседовал с ним о путях и средствах окончания войны. То, что я скажу ему сейчас, не будет для него новостью и не вызовет удивления. С другой стороны, я никогда не обсуждал эту проблему с Витингофом. Зная консервативную натуру, военную выучку этого человека, я сомневаюсь, что сразу добьюсь большого успеха, если не смогу заверить его в поддержке как Кессельринга, так и, возможно, генерала Вестфаля, нового начальника штаба Кессельринга и друга Витингофа».
Лемницер спросил Вольфа, что, по его мнению, сможет сделать Кессельринг. Вольф ответил, что, если его миссия будет успешной, то Кессельринг поговорит с Витингофом и посоветует ему активно действовать. Тогда он, Вольф, пойдет напрямую к Витингофу, и все, что он ему скажет, будет иметь дополнительный вес благодаря поддержке верховного командующего германским Западным фронтом.
«Не могу сказать, сколько времени это займет, – ответил Вольф на вопрос Лемницера. – Я не пророк. При удачном стечении обстоятельств и если меня не накроют бомбардировщики союзников, я мог бы обернуться за пять, максимум – семь дней».
«Возможно, Кессельринг тоже почувствует необходимость капитуляции на Западном фронте, если у него появится такая возможность», – предположил Гаверниц. На это генерал Лемницер заметил, что поскольку данный вопрос относится к другому театру военных действий, то решать его надо в штабе генерала Эйзенхауэра, но несомненно, что методика сдачи должна быть отработана, чтобы действовать незамедлительно, если возникнет такая возможность.
Мои «военные советники» удалились, и перед тем, как Вольф отправился на итальянскую границу, Гаверниц и я еще раз вкратце с ним побеседовали. Было решено, что если с германской стороны возникнут вопросы о цели поездки Вольфа в Швейцарию, то он скажет, что вел переговоры об обмене пленными. Я объяснил Вольфу, что, видимо, не удастся раздобыть Вюнше для обмена на Парри, как предлагалось ранее. Вольф отнесся к этому вполне тактично, но сказал, что его положение стало бы намного легче, если бы смогли представить хоть кого-нибудь, чтобы он смог объяснить свои непонятные действия с освобождением Парри. Это необязательно должен быть генерал, сойдет и меньший чин, если у него есть орден или два. Я сказал, что попытаюсь.
Затем Гаверниц отвел Вольфа в сторону и задал ему несколько вопросов. «Сколько политических заключенных сейчас содержится в концентрационных лагерях в Италии?» – спросил он. Вольф не знал точно, но предположил, что несколько тысяч, многих национальностей. «Что с ними будет? – спрашивал Гаверниц. – Есть опасность, что их убьют?» Вольф ответил, что до него доходили такие слухи. Пришли секретные приказы Гитлера и Гиммлера убить всех политических заключенных, чтобы не позволить им попасть живыми в руки союзников. «Вы подчинитесь этим приказам?» – спросил Гаверниц. Вольф поднялся и прошелся вдоль террасы. Потом он вернулся, остановился перед Гаверницем и сказал: «Нет», дав слово чести и пожав Гаверницу руку. Когда подошло время, он сдержал свое слово, но произошло это, как и капитуляция, намного позже, чем мы думали. Затем он уехал, намереваясь как можно скорее увидеться с Кессельрингом и сообщить нам об итогах встречи.
В надежде, что Вольф скоро, может быть через неделю, вернется, с известиями о том, как он склонил Кессельринга и Витингофа к идее капитуляции, Лемницер и Эйри решили ждать его в Швейцарии, получив на это разрешение Ставки союзников в Казерте. Однажды Гаверниц сказал гостям, что хотел бы преподнести им сувенир на память о пребывании в Швейцарии. Что бы они предпочли? Часы? Зажигалку? В Швейцарии такие вещи приобрести несложно. Нет, сказал генерал Эйри, таксу.
Мы были разведывательной организацией и могли сделать или отыскать все. Но такая просьба создала нам проблемы. Мы отрядили на это задание секретаршу Гаверница, Нэнси Лесли, большую любительницу собак, и она скоро отыскала на Люцернском озере даму, которая разводила такс. Затем, так как генерал Эйри не мог показываться в подобной поездке, Нэнси пришлось ехать и самой выбирать. Собачница преисполнилась подозрениями, когда Нэнси честно призналась ей, что щенка она берет не себе. Она всегда настаивала на личной встрече с будущим хозяином собаки. Она не хотела, чтобы ее питомцев увозили из страны, особенно – в Германию. Нэнси уклончиво отвечала, что собаку отвезут в Аскону, хотя и не объясняла, что это далеко не конечный пункт путешествия. Дама в конце концов продала ей маленького красавца, которого его новый владелец тут же окрестил Фрицелем.
В мае, когда была оглашена новость о капитуляции, в британской прессе появилась история Фрицеля, хотя и слегка искаженная. В лондонской «Дейли экспресс» от 7 мая на первой странице была помещена фотография Фрицеля с подписью: «Фриц, такса, которая привела к капитуляции. Британский и американский генералы приехали в Швейцарию, переодетые туристами, якобы для покупки таксы. Настоящей целью их визита, однако, было…» ну и так далее. Когда закончилась война, я разрешил Нэнси рассказать собачнице, куда на самом деле отправился песик. Мы подумали, что она тоскует по пропавшему любимцу. Когда Нэнси ей позвонила и сказала, что Фрицель теперь талисман Ставки союзных вооруженных сил, а его портрет появился в нескольких английских газетах, дама едва не упала в обморок, а когда пришла в себя, прокричала в телефон: «Was! 1st er bei Alexander?» («Что? Он у Александера?»)
В этот напряженный период ожидания для меня стал проблемой Парри. Он никак не мог угомониться в своем убежище в Люцерне, желая вернуться в Италию, чтобы возобновить подпольную работу. День за днем в телефонных разговорах я умолял его потерпеть, понимая, насколько тяжело ему было следовать моим советам. Человеку, боровшемуся с фашизмом практически всю жизнь, было нелегко лениво отсиживаться, когда в этой борьбе наступил критический момент. «Я чувствую себя как птица, запертая в золоченой клетке», – сказал он мне. Он хотел быть среди схватки, хотел сражаться вместе с итальянскими партизанами, в организации отрядов которых он так активно участвовал. У меня было ощущение, что мои способности убеждать иссякают, и в одну прекрасную ночь Парри удерет в Милан. Я обсудил эту проблему с Лемницером и Эйри, и мы пришли к мысли отправить Парри в ставку союзников в Италии для разработки планов координации действий партизан с нашими наступающими войсками и содействия организованной оккупации Северной Италии.
