Лидия Штерн - Как я свалила из Германии обратно в Россию
Читая требования адвоката Ханса, она добавила, что подобный шантаж и вся эта «старческая завихрень», какие я терпела в последние месяцы, просто невыносимы. Ни для кого! И что в этой ситуации мне действительно есть смысл выехать из общей квартиры.
– Фрау Мюллер, – говорила нараспев адвокатша, – два необходимых года вы в браке с немцем прожили? Прожили. Это факт. А на момент января 2001 года, это было уже более чем два года. Так что если супругу вздумалось куда-то уехать или исчезнуть, это не влияет на факт совместного проживания. Не говоря уже о том, что конфликты и кризисы, ссоры и непонимание, и даже исчезновение супруга возможны в любой семье, с любой разницей в возрасте. Чего в жизни не бывает!
«Мне бы такое спокойствие, как у нее, – подумала я. – Да… Об этом я могу сейчас только мечтать…»
– А аргументы с маразмом старика, которые приводит его же адвокат… – продолжала она с легкой улыбкой. – Ну… что ваш муж вначале говорит одно, а потом утверждает другое… В конце концов, он сам не знает, что ему надо и чего он хочет! Эти аргументы очевидны и вполне могут стать объяснением вашего вынужденного выезда от супруга, из общей квартиры.
Слова эти юрист распевала, как колыбельную, подобно матери, успокаивающей собственное дитя. И мне стало легче. «Мне нужно параллельно к юриспруденции курсы релаксации и психотерапии проводить, – подумала я, глядя на адвокатшу. – Такая немецкая пышечка дородненькая и такая спокойная. Просто прелесть!»
Глава 50
Переезд в католический Падерборн. Такое желанное ПМЖ
На курсах бизнес-менеджмента, проводимых одним из образовательных центров Падерборна совместно со службой занятости, планировалось из сотни отведенных на всю программу часов малую их часть уделить теории менеджмента, а большую часть времени посвятить практике – непосредственно на предприятии или фирме. Этот «трюк» использовался службой занятости, чтобы безработных и довольно квалифицированных людей – все академики! – поскорее устроить на активном рынке труда. И хотя в моей группе были и безработные немцы (педагоги, инженеры, даже профессор литературы, все старше тридцати пяти), их тоже вместе с иностранцами – мной и филологом из Франции, чей диплом германиста (просто скандал!) не признавался в Германии – служба занятости намеревалась поскорее отправить в статистику – «ящик» работающих. Таким образом, можно обновить и подправить цифры и снова закрыть этот «ящик». А тасовать карты и менять цифры в статистике было любимым, если не самым основным, занятием службы занятости Германии (а может, и всех служб занятости во всем мире?!).
В небольшом провинциально-католическом городе Северной Вестфалии, где проживало приблизительно триста пятьдесят тысяч человек, была только пара библиотек, но зато на каждом углу стояла католическая церковь. И в Падерборне, и во всей округе издавна велось только сельское хозяйство. Даже несмотря на наличие с конца семидесятых годов местного университета, менталитет проживающей здесь публики оставлял желать лучшего. Население городка было местечковым, ограниченным. Исключение, по понятным причинам, составляли сотрудники университета, в особенности преподаватели и члены их семей. В маленьких городах Германии подобное было скорее правилом, чем исключением, потому дискриминация по отношению к иностранцам здесь здорово ощущалась и была куда более выпуклой и даже дикой со стороны немцев по сравнению с крупными развитыми городами этой страны.
Там испокон веков складывались совершенно иные культурные отношения: от акцента или другой внешности никто не шарахался и не делал кислых мин ни в иностранном комитете, ни в булочной, а демократия работала в головах у людей, а не только на страницах залежавшихся в библиотеках пыльных книг или малочитаемых местных газет.
Люди из нашей страны, даже при наличии в ней советской системы и железного занавеса, были куда более открыты миру и обществу, культурнее и образованнее, чем жители вот таких маленьких или средних городов индустриальной и влиятельной страны в центре Европы!
Иногда я думала: как же так? Ведь любой средний немец ездит отдыхать по всему миру: от Турции до Майорки, от Скандинавии до Австралии. Наверняка видит и африканцев, и французов, слышит, что русские или поляки тоже проживают в Европе. И там, в гостях, немец проявляет толерантность. А как у себя в стране, так сразу ревностное отношение (читай – национализм) по отношению к чужим.
Вот в такой город, хоть и побольше курортного Бад-Липшпринге, я и попала. В новую квартиру я перебралась с помощью своей немецкой подруги по всемирной выставке Сибиллы, специально для этого приехавшей из Ганновера. На время отъезда – на сей раз, чтобы «не ножом прямо в сердце!» – Ханса опять забрали к родственнице.
В Падерборне я нашла сразу два места для практики, и у меня был выбор между фирмой «Сименс» и городской администрацией. Я приняла решение в пользу последней на основании своего филологического образования. Практика, согласно контракту, должна была проходить в течение пяти месяцев и была больше работой пиарщика: поиск информации, просмотр газет, подготовка материалов для местного радио, написание статей. Я выкладывалась как могла, проявляла инициативу, но в таких отделах место практиканта не считалось чем-то особенным. В сущности, это был какой-то небольшой механизм в колесе каждодневных дел. Инициативу никто не ценил. Если человек обладал индивидуальностью, то это скорее мешало, чем помогало. Ну а если он еще и иностранец…
Руководителю отдела, типичному местечковому немцу, было плевать на мои усердие и опыт. То, что я забирала у них часть нагрузки, выполняя ее «забесплатно», никого не волновало. В Германии любят халявную, особенно чужую, инородную, рабочую силу. В местной администрации отдел по работе с общественностью считал себя если не пупом земли, то уж центром всего Падерборна и округа! И работники этого отдела полагали, что не они должны благодарить практиканта за бесплатную помощь, а он должен на них молиться за то, что имеет честь проходить практику в этих стенах.
Как и прежде, я покупала газеты и искала в них подходящую работу вне Падерборна. Я надеялась выбраться со временем в более цивилизованный и интересный немецкий город, где нет такого дикого отношения к иностранцам.
По прошествии двух лет у меня все еще была временная виза, которую необходимо было продлевать. И вот наконец после всех перипетий, переписки официальных учреждений и адвокатов наступил особенный в моей жизни день. Мне поставили в паспорт штемпель вида на жительство. А точнее, наклеили роскошный фирменный знак постоянного проживания в Германии. Ах, это долгожданный день, но какой ценой он мне достался!..
