Алла Гербер - Инна Чурикова. Судьба и тема
— А потом «Вишневый сад». в шесть лет?
— Ну, да. А потом в школе без устали читала стихи. Пришла учительница по математике, такая элегантная, красивая женщина, звали ее Лидия Васильевна. Молодая, интересная. У нее были гладкие волосы и здесь такой пучок, на что-то намотаны волосы были. Я не очень-то в математике разбиралась, но старалась, потому что она мне нравилась. Вообще, это очень важно, когда учитель нравится. И вот она пришла на вечер, когда я стихи читала: Маяковского или еще кого-то. И она мне тогда сказала: «Чурикова, какой у вас зычный голос! Вы так тихо у доски отвечаете, а оказывается, у вас есть голос!»
— А у вас в школе тоже была художественная самодеятельность?
— Да, была, я даже сама придумывала какой-то спектакль и ставила как режиссер.
— А какой, не помните?
— Мне кажется, «Том Сойер».
— Вот класс за классом, класс за классом. А не было такого — дом пионеров или детская студия?
— Дома пионеров не было. Я ходила вот к этой женщине, которая однажды приходила к нам домой, к Марьяне. У нее с мамой был серьезный разговор. Когда она ушла, мама сказала: «Дочка, ну, иди вот в это «Чиполлино», играй Вишенку…»
— Значит, она открыла в вас талант?
— Талант — не талант, но Вишенку я сыграла. У нее был сын, мы, девочки, все ему очень симпатизировали — он здорово плясал. Он так плясал, такие коленца выкидывал! И когда он проходил мимо меня, я прямо… я не знаю! Немела, ну, дар речи теряла. Очень нравился. Очень нравился, потому что танцевал здорово. И еще в домоуправлении был кружок. Пришел человек из театра Образцова, мне кажется, он занимался куклами. И мы там собрались, кое-кто из жителей дома, дети, конечно, и он с нами разговаривал!
— Красный уголок у вас там был?
— Да, да, Красный уголок, что-то в этом роде. И он тогда говорил о каких-то замечательных вещах, о том, что такое прекрасное, то есть был удивительный энтузиаст своего дела. Это не было, как сейчас пишут: ищет малышей, для того чтобы. Эротические больные какие-то. Нет, это был человек, которому хотелось нас, маленьких, чему-то научить.
— Кстати, доверие было полным. У нас тоже был такой человек. И Красный уголок.
— И потом он с нами придумал несколько кукольных спектаклей, учил нас, как куклы надо делать. И я у него была занята в каком-то спектакле. Мы ездили по детским домам — показывали спектакль. Этот человек — он был первый театральный учитель в моей жизни. Он учил меня разговаривать с куклами. Это было как-то очень рано, в младших классах или еще до школы. Был и другой учитель, точнее, учительница, с которой я работала над стихами. Например, над «Буквой Я» Бориса Заходера:
Всем известно:
Буква «Я»
В азбуке
Последняя.
А известно ли кому,
Отчего и почему?
Мне очень нравились эти стихи. Я потом всю «Азбуку» Заходера читала на детских концертах. Почему-то сама. Без мамы.
— А потом известной актрисе Инне Чуриковой Борис Заходер вручил Почетный диплом Винни-Пуха.
— Я была счастлива.
— Заходер. Заходер — любимый человек. Замечательный, умница! Но вернемся в прошлое: как я понимаю, вы никогда не были застенчивым ребенком?
— Ну, в этом плане нет. А в другом — очень.
— А в каком? С мальчиками? Первая любовь.
— С мальчиками очень застенчивая. Первая любовь? Мне всегда нравились люди, которые были в чем-то талантливы. Вот у нас был парень, Замковец, он очень хорошо по-английски говорил. Мне очень нравился. Был Леня Григорьев, который после уроков рассказывал — такие были замечательные часы — Ильфа и Петрова. Мы плакали от хохота — так рассказывал!
— Он читал наизусть или просто пересказывал?
— Пересказывал так, что это было прекрасно! Я потом сама со сцены Ильфа и Петрова читала, уже когда они вошли в нашу жизнь. Конечно, мы не проходили их в школе. Потом у нас были дни рождения, и красивые мальчики нам нравились.
— Ну, а в вас был кто-нибудь влюблен?
— В меня? Не знаю, не знаю. Мы играли в почту, ну, кто-то писал. Но чтобы дружить — такого не было.
— Сейчас в школах это все так рано.
— Мы письма писали, еще что-то. Мы собирались, праздновали дни рождения, танцевали. Потом был Витя Горленко из параллельного класса, он мне очень нравился — стихи сочинял. Я ждала этих встреч — у Нины Калгановой, у подруги, еще у кого-то, у меня на дне рождения. И все эти мелодии наших первых вечеринок (напевает «Танго соловья»). Это уже девятый-десятый класс.
— А с чем вы пошли в театральный?
— У меня много чего было. Помню, как в школе читала: «Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету…» Меня вызвала Полина Яковлевна, учительница по литературе. Выхожу к доске, читаю громко так. Читаю и вдруг вижу, как Юра Рылков, сидящий на третьей парте, давится от смеха. И все на него смотрят, ухмыляются, противно так ухмыляются. Всем было как-то неудобно, что я с таким выражением читаю этого Маяковского. Может быть, и была достойна такой реакции.
— У меня-то история была посмешнее, поскольку я картавила. Но папа мне говорил, что я замечательно читаю. Я потом исправила, когда Ростислав Плятт сказал, что во мне умирает великая актриса. «Я волком бы выггыз бюгокгатизм. К любым чегтям с матегями катись любая бумажка, но эту!..» Грохнул весь класс! Я такого грохота не помню за всю свою жизнь. Я еще умудрялась читать «Бугя мглою небо кгоет…» Это все мой папа: «У ребенка не должно быть комплексов…»
— Аллочка, а я как-то в больницу попала, а там терапевт — мой одноклассник Леша Рейснер, теперь с бородой, солидный, а тогда его вызвали читать письмо Татьяны к Онегину, он читал-читал и говорит: «Я знаю, ты мне посран Богом…» Что с нами было! И с учительницей тоже, она не могла удержаться. Мы все хохотали, он покраснел и дальше пошел. Тогда, в больнице, я спросила его: «Ты хоть помнишь, что ты «посран Богом»?» — «Нет, — говорит, — не помню…»
— Я помню все, что было в школе, очень хорошо.
— Ну, да, и я многое помню.
— Я была влюблена в Алика Гриневского, секретаря комсомольской организации соседней школы. Все его обожали. Я писала на парте «АГ в квадрате». А у вас не был такой безумной любви в классе?
— У меня была безумная любовь уже в Студии. У нас был такой парень — Сережа Гражданкин. Он мне очень нравился. Очень! Но он не знал об этом. Он был такой интересный, умный, не похожий на наших ребят из класса. А я поступила в Студию в девятом классе и уже снималась в фильме Ордынского «Тучи над Борском».
— Неужели в девятом?
— Лика Ароновна, ассистентка Ордынского, увидела меня в Студии Станиславского.
