Эндрю Ходжес - Вселенная Алана Тьюринга
Ниже представлено постыдное определение того, в чем на самом деле был заинтересован университет, что вызвало негодование у католической школы: «Судя по речи профессора Джефферсона… ответственные ученые быстро разорвут все связи между этой программой и своим именем. Мы все должны это учесть. Даже наше диалектические материалисты будут чувствовать необходимость огородить себя против возможной враждебности машин, как в «Эдгине» Сэмюэла Батлера. И те, кто не только говорят, но и по-настоящему верят, что люди свободны, должны задаться вопросом, насколько позиция Тьюринга разделяется, и может ли ее разделить правительство нашей страны.
С уважением, Илтид Третован». * * *Первыми законченными американскими компьютерами стали BINAC Эккерта и Мокли в августе 1950 года, который использовался в авиастроении, а потом – криптоаналитический ATLAS в декабре 1950 года. В конце сентября 1949 года Советский Союз испытал свою атомную бомбу, что подвигло американцев в начале 1950-х годов на создание термоядерного оружия. Затем продвигали IAS-машину и ее копию MANIAC в Лос-Аламосе, хотя работа над ними была закончена лишь в 1952 году. Разработка водородной бомбы осуществлялась методами 1930-х годов с помощью логарифмических линеек и калькуляторов, на основе долгих лет работы человечества. В конце им пришлось отказаться от специального иконоскопа и использовать обычные электронно-лучевые трубки британского инженера Фредерика Уильямса. Не без помощи двух ассистентов он побил американскую индустрию. Для Британии все еще оставалась надежда «прыгнуть дальше Америки».
* * *Каков был план Алана на ближайшее будущее? Это был уместный вопрос, так как возможности Манчестерского компьютера не соответствовали бы амбициям, изложенным Аланом еще в 1948 году: «обучение», «изучение» и «поиск». Он должен был смириться с тем, что его идеи были мечтами на границе с реальностью. Ему нужно было искать новые пути.
Между тем кибернетика привлекла внимание более весомых философов, чем Джефферсон, а Алан был вновь вынужден выступать в защиту своих интересов. Движущей силой стал Майкл Поланьи, венгерский эмигрант, который был деканом факультета физической химии в манчестерском университете с 1933 по 1948 года, а после он стал председателем «социальных исследований», которые были специально созданы, чтобы осуществить его философские амбиции.
Поланьи давно был в оппозиции с плановыми науками. Даже во время войны он основал «общество свободы в науке», а после войны попытался соединить политическую и научную философии, высказывая различные аргументы против различных видов детерминизма. В частности, он ухватился за теорему Геделя и хотел доказать, что разум способен на нечто большее, чем машина. Именно эта тема привлекла Алана и Поланьи к обсуждениям. Алан приходил домой к Поланьи, который жил не так далеко от его жилища в Хейле. (Однажды Поланьи зашел к Алану и увидел того, играющего на скрипке в жутком холоде, потому что тот не имел смелости поднять этот вопрос с хозяйкой). Но у Поланьи было много своих доводов. Он отклонил довод Эддингтона по поводу свободной воли. Но в отличие от Эддингтона, он считал, что разум может влиять на движение молекул, он писал, что «некоторые законы природы могут осуществить принципы деятельности, благодаря сознанию», и что разум может «использовать власть над телом путем отбора случайных импульсов теплового движения окружающей среды».
Это было основной темой формальной дискуссии на тему «Разум и вычислительная техника», которая проходила на факультете философии в Манчестерском университете 27 октября 1949 года. Там собрались все те, кто хотел выразить свою точку зрения из британской академической жизни. Все началось со спора Ньюмана и Поланьи о значимости теоремы Геделя, а закончилось обсуждением клеток мозга между Аланом и физиологом Д. З. Янгом. Между этим обсуждение разгоралось на каждом аргументе. Философ Дороти Эммет сказала: «Важным отличием, кажется, является отсутствие сознания у машин».
Но эти слова не могли удовлетворить Алана. Он написал свое мнение в статье, которая вышла в философском журнале в октябре 1950 года. Типично, что стиль его статьи в журнале мало чем отличался от его разговора с друзьями. Таким образом, он ввел идею определения «мышления» или «ума», или «сознания» посредством сексуальной игры в догадки.
Он придумал игру, в которой допрашивающий должен решить на основании лишь письменных показаний, кто из двух людей в другой комнате был мужчиной, а кто женщиной. Мужчина должен был обмануть допрашивающего, а женщина – убедить его, так, чтобы они вдвоем делали одинаковые заявления: «Я женщина, не слушайте его!»
Вся суть игры заключалась в успешной имитации мужчиной ответов женщины, что ровным счетом ничего не доказывало. Пол зависел от фактов, которые нельзя было свести к последовательности символов. В отличие от этого он хотел доказать, что принцип имитации применялся в «мышлении» и «уме». Если компьютер на основе написанных ответов на вопросы не могли отличить от человека, тогда можно сказать, что он может думать.
Без сравнения нельзя говорить о мышлении или сознании другого человека, и он не видел причин относиться к компьютерам по-другому.
Он рассказал шутку, в которой гордый атеист отказывается быть ответственным ученым. Он насмехается над так называемыми «Богословскими возражениями» против наличия интеллекта у машин. Еще более двусмысленным стал его ответ на «экстрасенсорное восприятие». Он писал: «Эти тревожные феномены, похоже, противоречат всем привычным научным представлениям. О, как нам хотелось бы опровергнуть их! К сожалению, статистических доказательств в пользу, скажем, телепатии набралось немало. Непросто так перестроить мышление, чтобы принять подобные новые факты. Приняв их, легко дойти и до веры в привидения, или домовых. А первой будет отринута мысль о том, что наши тела движутся, попросту подчиняясь законам физики, и аналогичным, пусть еще не открытым закономерностям.
Читатель, наверное, задумался, а в самом ли деле доказательств достаточно много и не играют ли с ним некую шутку. Дело в том, что он определенно остался тогда под впечатлением от утверждении Д. Б. Райна о наличии экспериментальных доказательств в пользу экстрасенсорного восприятия. Возможно, интерес нашел отражение в его увлечении снами, пророчествами и совпадениями, как бы то ни было, для себя ученый ставил во главу угла широту мышления и открытость новым идеям: имеющие место факты всегда важнее того, о чем удобнее думать. С другой стороны, он не мог пролить свет, подобно менее осведомленным людям, на противоречивость данных идей с помощью принципа причинности, воплощенного в существующих законах физики и прекрасно подтвержденного экспериментами».
