Дмитрий Гордон - Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны
— …которая почему-то всегда в тени…
— Ну, может, правильную политику ведет ее муж Окулов. У нее, как и у каждого из них, своя судьба, но это отдельная тема.
— Это правда, что во время теннисного матча, будучи подшофе, Борис Николаевич прямо на корте мог ударить Наину Иосифовну ракеткой по заднице?
— Не только на корте и не только пониже спины: мог хорошенько и в глаз зарядить.
— На ваших глазах?
— При мне — нет, но были случаи, когда после очередного их выяснения отношений она по неделе даже горничным не показывалась.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Когда Ельцин приходил домой, дети и жена стояли навытяжку. К папочке кидались: раздевали его до трусов и переобували в комнатные тапки — сам он только руки и ноги поднимал».
— Ельцин был человеком богатырского здоровья?
— От рождения — может, и да, но в бытность президентом в одном кармане у него была горсть таблеток, выписанных врачами, а в другом — горсть, которую подсовывала не верившая медикам Наина. Он их ел, как орехи, и доктора сходили с ума: что бы ему еще дать.
— А как же купание в ледяной воде?
— Нормально. Кстати, Борис Николаевич и меня к этому приучил… Раньше я не испытывал такого счастья — окунуться в прорубь, а попробовал с ним — и получилось. Оказалось, это не так страшно.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…По реке плыли льдины, обычный весенний мусор, и вдруг Борис Николаевич стал раздеваться. Я обязан был изобразить удивление:
— Ну что вы, такая студеная вода — находиться в ней невозможно.
— Нет, я должен снять стресс, встряхнуться, — “убил” меня шеф.
Я быстренько побежал к машине за полотенцами, разделся и сам, одежду сложил на капоте. Возвращаюсь обратно, а Ельцин уже в воду входит. Голышом — стесняться-то некого… Моржом я никогда не был и впервые в жизни окунулся в настоящую ледяную воду: показалось, что ноги ошпарило крутым кипятком. С перехваченным от остроты ощущений дыханием я поплыл. Кипяток стал еще “круче” (если бы у меня потом слезла кожа, я бы не удивился).
Плывем, льдины руками разгоняем, а течение сильное, сносит от берега. Шеф же ничего не замечает — “снимает стресс”. Тут я занервничал:
— Борис Николаевич, давайте назад.
Он смеется.
Пришлось схитрить:
— Вам волноваться, наверное, уже нечего, а мне еще, может, детей рожать.
Он сделал обиженное лицо, но повернул и из воды вышел.
На самом деле я не за себя переживал: Ельцин перенес операцию на ухе, и врачи категорически запретили ему переохлаждение.
Выскочил я из воды, встал на сухую травку. Растерлись полотенцами, красными стали, как раки, и я предложил:
— Давайте в машину — там тепло.
Достал фляжечку, и мы с наслаждением ее опорожнили. Я, правда, выпил поменьше — за рулем ведь, а Борис Николаевич позволил себе остальное. Посмотрел на меня и сказал:
— Вот теперь я человек, могу приступить к работе».
— Когда первый раз вы вошли в ледяную воду, не было мысли, что можете оттуда не выплыть?
— Нет — был уверен, что и сам выплыву, и еще этого чудака вытащу, потому что находился в хорошей физической форме.
— Один из бывших членов Политбюро ЦК КПСС рассказывал мне, что Ельцин был настолько крепок физически, что напивался до чертиков без каких-либо последствий. В два часа ночи после очередного застолья наши вершители судеб могли разойтись никакие, а в пять утра он уже всех будил и звал играть в волейбол. Это что, действительно правда?
— Да, только надо понимать, откуда он — этот стиль-то. Набравшись, Борис Николаевич не мог уснуть до утра — обязательно часа через три просыпался, и нужно было или снова выпить, или накуролесить, или врачей вызывать и мучить: мол, что-то болит, давайте лечить. Долго спать он не мог — ночь для него тянулась мучительно… Это Бог наказал его за столь «праведную» жизнь бессонницей.
— Ельцин предпочитал водку?
— Когда на Урале работал, да — только во время официальных мероприятий, если приезжали гости из центра, пил коньяк, который считался партийным напитком, и, уже переехав в Москву, полностью на него переключился. Мне, между прочим, это претило: от коньяка у меня изжога, терпеть его не могу.
Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».
«…Издавна Борис Николаевич любил заканчивать рабочий день коньячком, предпочитая дорогой армянский. Еще в Московском горкоме начальник группы охраны Юрий Федорович Кожухов под вечер аккуратно к нему заходил с оттопыренным задним карманом брюк — несмотря на спецпоходку, выгнутую спину и отведенные плечи, разрез пиджака предательски обнажал горлышко бутылки».
Ежедневно Кожухов оставлял у шефа бутылку армянского коньяка три звездочки (это были не те звездочки, что сейчас, а тогдашние, со спецбазы), ну а после пицундских волейбольных баталий вместо Юрия Федоровича Ельцин стал приглашать меня. Обычно, когда пора было ехать домой, Борис Николаевич спрашивал: «Машину вызвали?». — «Вызвал». — «Ну, заходите» — и вел в заднюю комнату. Там на столе стояли два фужера по двести пятьдесят граммов, два бокала для вина по сто двадцать пять и две рюмки по пятьдесят, а рядом — бутылка фруктовой воды и бутылка минералки.
— Закуски не было?
— Никакой. Ритуал начинался всегда одинаково: «Ну давайте!», а вообще тосты у усталого Бориса Николаевича были традиционно краткие: «Ну!»
Первый раз я откупорил бутылку и в нормальную рюмку собрался разлить, но он возразил: «Нет!» Взял на сто двадцать пять — Ельцин кивнул: «Пойдет». Налил ему половиночку — он: «До конца. И себе до конца». Пока я трудился, он водички фруктовой себе плеснул: «Ну, — скомандовал, — с Богом!». Крякнули, он запил, я уже должен новую порцию наливать, а мне что-то так плохо…
Со вторым бокалом все повторилось: «Нет, до конца». Когда опустевшую бутылку я поставил на пол, Ельцин спросил: «А почему оставляете? Кожухов всегда забирает с собой». Я возразил: «Зачем — пусть лучше уборщица сдаст. Вы получаете коньяк на спецбазе, поэтому Горбачеву все равно доложат. Какая разница, отсюда или оттуда он это узнает?». — «Да, логично». Опорожнили бокалы, он снова запил — и все, выходим к лифту. У меня выпитое гуляет внутри, подступает к горлу (уговорить-то могу много, но только с закуской — еще мать этому учила), а он спокойненько достает «Стрепсилс» (сейчас это снадобье в каждой аптеке есть, а тогда только членам Политбюро выдавали). Парочку таблеток себе в рот: чмок, чмок! — сосет. Хорошо: и запил, и заел… Я его на заднее сиденье усаживаю, а сам на переднем устраиваюсь и по дороге гоняю туда-сюда этот коньяк. Когда приезжали на дачу, первым делом бежал к повару: «Дай что-нибудь зажевать, не могу».
