Кэти Пайпер - Красота
Кроме того, защитник Дэнни подчеркнул, что ему представляется весьма странным тот факт, что я не сообщила об изнасиловании в полицию. Но как же я могла, если Дэнни угрожал убить меня, мою семью и друзей? Это все было так глупо, бессмысленно и жестоко! Как мог человек смотреть на меня — изувеченную, наполовину ослепшую, с зондом для искусственного кормления — и заявлять, что это я — преступник?
У вас есть дочь? — хотела я спросить адвоката. — Что бы вы чувствовали, если бы Дэнни сотворил такое с ней? Вы по-прежнему защищали бы его?
Казалось, вопросам не будет конца. Часто я вовсе не понимала их значения, и это еще больше пугало меня. Куда он клонит? К чему ведут все эти разговоры? Неужели они никогда не выпустят меня из зала, подальше от Дэнни?
Наконец все закончилось и меня отпустили. Однако за дверью зала суда Уоррен сказал, что меня могут еще раз вызвать и опросить. Мы вернулись домой, не почувствовав никакого облегчения.
В течение следующих нескольких дней папа ездил в суд сам, как зритель. Я не представляла, как он может находиться так близко от Дэнни и подавлять желание убить его. Но по напряженному папиному лицу понимала — это дается ему нелегко.
— Ты знала, что Дэнни тридцать четыре года? — спросил он однажды вечером, когда вернулся.
— Нет! Он сказал, что ему двадцать восемь! — запинаясь, ответила я. Еще одна ложь. Он, наверное, решил, что меня скорее привлечет человек, который ближе мне по возрасту. — Боже, сказал ли он мне хоть слово правды?! — воскликнула я. Как ему удалось создать образ мужчины моей мечты? Успешный и спортивный, честолюбивый и умный, к тому же вполне подходящего возраста.
— Более того, — продолжал папа, — притворяясь больным, Дэнни отказывался прийти в суд, а также вставать и садиться, когда ему положено это делать. Такое впечатление, что он считает себя выше всего этого.
Ну, это меня вовсе не удивило. Его высокомерие не знает границ и явно доходит до глупости, раз он решил настроить против себя судью. Я надеялась, его поведение наглядно продемонстрирует всем, что он за человек.
Через несколько дней я поехала в больницу, чтобы мне снова расширили ноздри и пищевод. Когда мистер Джавад удалял швы из носа, я потеряла сознание от боли. Меня уложили на каталку и отвезли в реанимацию. Прийдя в себя, я сразу узнала ту самую палату, где лежала прежде, страдая галлюцинациями. Тогда я думала, что нахожусь в тюремной камере, и мне казалось, что Дэнни насилует и избивает меня снова и снова. Внезапно я опять погрузилась в тот же кошмар.
— Нет! — закричала я, ощутив внезапный приступ немыслимой паники. — Выпустите меня отсюда!
Услыхав мой крик, в палату вбежала мама.
— Тише-тише! — Она пыталась успокоить меня. — Все в порядке!
— Я не могу здесь находиться. Пожалуйста! — Я заходилась в истерике, пока меня не вывезли в пустую детскую палату по соседству. Пришла Лиза, стала говорить со мной, и постепенно мои рыдания стихли.
— Это просто воспоминания, — сказала она. — Ты же знаешь, что все это только галлюцинации, вызванные действием морфия. В реальности ничего этого не было.
— Да, но они похожи на воспоминания, словно все это происходило со мной в действительности, — смущенно возразила я. Мне было неловко, что я устроила такой переполох. Это было трудно объяснить. Умом я понимала, что всего этого не было. Но мои видения были такими яркими! Такими же детальными, как воспоминания о танцах в «Чайнавайте» или съемках на телевидении.
В течение следующей недели всех моих друзей вызывали давать свидетельские показания. Я знала, что им будет нелегко, и чувствовала себя виноватой — ребятам приходится проходить через это из-за меня. Может, они тоже боялись, что Дэнни подговорит кого-то из своих друзей напасть на них и тем самым заставить молчать?
Уоррен звонил почти каждый день и рассказывал нам о новостях в ходе судебного разбирательства. Очевидно, защитник Дэнни утверждал, что я была замешана в какой-то грязной схеме отмывания денег. Дэнни якобы заявил, что я угрожала ему, поэтому он велел Стефану облить меня кислотой.
— ?! Он говорит, что это я преступница? — потрясенно переспросила я. — Какая чушь! А что он новенького придумает? Он что, лежит у себя в камере и сочиняет, какие еще обвинения выдвинуть против меня? Как он мог додуматься до такой глупости?
Чтобы доказать свою невиновность, я должна была передать полиции все выписки с банковских счетов. Но хотя и знала, что не сделала ничего плохого, навыдумывала себе всяких ужасов. Кто-то занимал мне однажды тридцать фунтов. Что, если полиция сочтет это доказательством моей вины? Что, если меня арестуют? Тогда мои галлюцинации действительно станут реальностью!
Если меня посадят в тюрьму, я умру, — растерянно думала я. — Это будет конец!
К счастью, полиция быстро разобралась с ложью Дэнни. Они тотчас отклонили обвинения против меня, что, однако, не помешало защитнику этого мерзавца снова вызвать меня для дачи показаний. Мне опять пришлось идти в зал суда, где находился Дэнни, опять под перекрестный огонь вопросов. Это лишь продлило мои мучения.
— Ты в порядке? — спросила мама, когда я ожидала своей очереди зайти в зал суда во второй раз. Я только посмотрела на нее — говорить просто не могла. Она попыталась обнять меня, но я оттолкнула ее. Мне сейчас никто не мог помочь.
На этот раз адвокат уцепился за тот факт, что утром после ночи в гостинице я купила в аптеке посткоитальный контрацептив. Он считал это доказательством того, что я не была изнасилована. Я не могла понять логики. Разве это не доказывает только, что я не хотела ребенка от насильника? Любой, имей он хоть толику ума, поймет это. Но как бы я ни пыталась объяснить это, вопросы все сыпались и сыпались на меня. Защитник намеревался внушить присяжным, что я лгу, что я все это выдумала. Старался заставить меня говорить то, что он хотел услышать. Я видела, что защита выдвигает абсолютно бессмысленные аргументы. Но видели ли это присяжные? Может, эти аргументы заставят их колебаться? И посеют зерно недоверия в их душах?
Когда меня отпустили, я постаралась как можно быстрее убраться оттуда. Но какая-то часть меня хотела остаться там, умолять, клясться до тех пор, пока я не увижу, что присяжные поверили мне. Вместо этого мы вернулись домой — снова измотанные и опустошенные.
На следующий день мне исполнилось двадцать пять лет. Всего двадцать пять, а я чувствовала себя девяностолетней старухой.
— С днем рождения, старшая сестрица! — Сьюзан просунула голову в дверь и вручила мне подарок. Новые коричневые сапожки, вместо тех, которые были испорчены в день, когда на меня напали.
