Сергей Луганский - Небо остается чистым. Записки военного летчика.
В этот день поговорить нам больше не пришлось. Так и не закончив обеда, Володя наскоро попрощался, схватил шлемофон и побежал к своей «девятке». Срочный вылет. Такое у нас случалось частенько.
Начальника политотдела воздушной армии генерала В. И. Алексеева все летчики уважительно звали Батей. Василий Иванович не только знал всех «стариков» своей армии, но и их семьи, регулярно переписывался с некоторыми, помогал посылками. У меня, например, до сих пор сохранилась с ним самая теплая дружба.
Бывший боевой летчик, генерал водил самолет сам. Он посадил машину в углу нашего аэродрома и не спеша стал вылезать из кабины.
Прилетел генерал на легком двукрылом самолете У-2. Некоторые называют этот самолет иронически «кукурузником», но, ей-богу, машина эта заслужила на фронте самую высокую репутацию.
Вначале гитлеровцы называли самолет полупрезрительно, полуиронически «рус-фанер». Они были правы: машина действительно сделана из дерева и обтянута полотном. Тихоходная, с низким потолком, она предполагалась для использования на фронте только для связи. Хороша она для первых шагов авиационного спортсмена, для обучения будущего летчика. Но для боя!… И все же этот небесный тихоход, этот «рус-фанер» оказался очень ценной машиной в воздушной войне. Его минусы превратились в достоинства. Малая скорость и малая высота полета позволяли машине в ночное время беспрепятственно и вместе с тем с абсолютной точностью сбрасывать на голову врага груз авиабомб. Маленький самолетик, этот труженик войны, простой, нетребовательный к аэродромам, взлетавший с любых площадок, заправлявшийся несколькими ведрами горючего, наносил немалый ущерб врагу. Фашисты бесились, но так и не придумали средств борьбы с этими ночными, больно жалящими осами.
Ироническое прозвище этих машин сменилось на грозное. Фашисты прозвали их «черт-машин». И недаром за каждый сбитый «черт-машин» гитлеровские асы награждались Железным крестом. Но сбить его было не так-то просто. Однажды я наблюдал за тем, как наш маленький «кукурузник» вел бой с немецким бронированным стервятником. На бреющем полете наш летчик искусно маневрировал вокруг огромного развесистого дерева, а разозленный немец, грохоча из пулеметов, проносился, взмывал и снова бросался в атаку. Его подводила огромная скорость самолета, он никак не мог попасть в увертливый «кукурузник». Поединок напоминал бой коршуна и мухи. И все же «муха» выбрала удачный момент, неожиданно ударила из пулемета в хвост промелькнувшему «мессершмитту». Вражеский самолет врезался в землю. А «рус-фанер» спокойно полетел своей дорогой.
Недаром командующий воздушными силами фронта генерал Т. Т. Хрюкин уважительно заявлял: «У-2 важная сила 8-й воздушной армии».
Так вот, такой «рус-фанер» и приземлился на нашем аэродроме, из него вылез генерал Алексеев. К генералу побежали встречающие. В комбинезоне, в полной летной форме Батя ничем не отличался от простого летчика. Стягивая перчатки, он шел навстречу.
– Товарищ генерал…- начал было, вытянувшись по стойке «смирно», рапортовать парторг нашего полка, но Батя прервал его и протянул для приветствия руку.
Поздоровавшись, генерал В. И. Алексеев спросил, где капитан Луганский.
– В воздухе,- озабоченно ответил И. Ф. Кузьмичев.- Долго вот что-то нет.
Как обычно, дожидаясь нашего возвращения, Кузьмичев все чаще поглядывал то на часы, то на небо. Это были самые неприятные минуты для тех, кто оставался на аэродроме. Вернутся, не вернутся? Сколько вернется, кого не будет? Генерал понимал озабоченность наших товарищей. Не донимая больше расспросами, он стал терпеливо ждать.
В тот день мы вернулись с боевого задания без потерь. Было еще довольно рано, всего одиннадцатый час утра.
Но к этому времени мы успели сделать уже два боевых вылета
Не зная, что прилетел Батя, мы собрались завтракать. Завтрак нам принесли прямо к самолетам. Мы с ребятами расположились на земле.
– Вот они,- сказал И. Ф. Кузьмичев.- Идемте.
– Нет-нет. Пускай спокойно позавтракают,- остановил его генерал.
Он взял комиссара под локоть и, расхаживая, принялся расспрашивать о жизни в полку. Генерала интересовало, получены ли листовки с обращением ленинградцев. Листовки в полк еще не поступали, но содержание их летчики уже знали. Из кольца вражеской блокады ленинградцы обратились с письмом к защитникам Сталинграда. В обращении запоминались такие волнующие строки: «Вы своей доблестью, мужеством, массовым героизмом при защите от фашистского зверя родного города прославили себя в веках. С мыслью о Сталинграде к станкам встают ленинградцы, с именем вашего города, как с боевым кличем идут в бой воины Ленинградского фронта. Сталинград – это теперь клятва на верность Родине, пример стойкости, образец мужества…»
В те же дни в адрес Сталинградского Совета депутатов трудящихся пришла телеграмма от мэра английского города Ковентри.
«Ковентри – наиболее пострадавший город Британии, с глубоким восхищением приветствует защитников героического города Сталинграда, чей пример вдохновляет каждого честного человека подняться против общего врага».
Телеграмму зачитывали на КП фронта, познакомили командиров и политработников. В ответе мэру Ковентри сталинградцы пожелали англичанам вместе со своими союзниками американцами быстрее открывать второй фронт, чтобы ускорить разгром фашистских захватчиков.
Генерал и Кузьмичев неторопливо прохаживались по краю поля. Летчики завтракали. Техники в это время заправляли машины.
Через пятнадцать минут В. И. Алексеев взглянул на часы:
– Ну, пошли.
Я издали заметил на поле аэродрома знакомую фигуру генерала. Батя неторопливо шагал к нам.
Летчики вскочили. Я коротко доложил.
Генерал внимательно всматривался в лица летчиков.
– Как дела?- расспрашивал он.- На самолеты не жалуетесь?
– А чего на них жаловаться? Летаем. Но если будут получше этих – не откажемся.
– Скоро, скоро, товарищи, все будет. Был большой разговор со всеми конструкторами. Понимаете?… И вообще скоро все будет иначе.
В словах генерала нам почудился намек на какие-то изменения в обстановке. Уж не наступление ли? Наконец-то! Скорей бы уж!
Не знаю, каким образом, но слухи о близких переменах начали просачиваться сначала в штабы, потом к солдатам. Действует так называемый беспроволочный солдатский телеграф. А здесь, под Сталинградом, каждый солдат ожидал изменений еще и потому, что враг был остановлен и остановлен надежно, больше немцам не удалось продвинуться ни на метр. Но сколько же можно стоять друг против друга? Такова была нехитрая солдатская логика.
