Андрей Сахаров - Степан Разин
Теперь казак семенил рядом со Степаном, указывая дорогу. Не торопясь шел Разин, посматривая по сторонам, примечая дорогу, вглядываясь во встречных прохожих. Те сторонились, пропускали казаков, потом бежали докладывать властям, что сам казацкий атаман забрел в их часть города.
Степан любил такие озорные минуты. Кругам вроде тихо, и сам он тих, еле слышен, а гроза вот она, где-то рядом; удастся или нет? Глаза атамана в озорном прищуре, и сам он не идет, а крадется, как барс. Как! Чтобы добрые казаки упустили бочку с вином, если можно взять ее даром, — да нет, такого с ним никогда не бывало! Главное же, действовать быстро, пока не прибежали Будар-хановы слуги, а и прибегут — ничего страшного, ну, пошарпали немного, какая беда. Разве жалко Будар-хану бочки вина для хороших друзей?
Стражники попытались преградить путь казакам, но куда там. Одного Разин треснул по голове, и тот упал со стоном в пыль, другого зверски схватил за халат Кривой и откинул в сторону.
Вот оно, богатство персидское — старинные душистые вина. Да какие крепкие! С ног валят. Сбили казаки крышки с кувшинов, винный дух шибанул в нос. Бросились казаки к кувшинам — кто с черпачком, кто с кружкой.
Льется вино рекой в подвале, пирует атаман с товарищи. Уже залиты у всех дорогие кафтаны, червонные капли блестят на бородах и усах, заляпано вином дорогое оружие. Вот это питье так питье. Разлетаются вдребезги кувшины под могучими кулаками, льется: дорогое вино на землю.
— А ты плыви, плыви! — вопит поп Феодосии Кривому. Тот еле стоит на ногах.
— Посадим попа в воду, — кричит Степан, — эх, топи попа в романее!
Шум, гвалт стоит в подвале, пирует атаман. И не слышно за этим гвалтом, что делается на улице. А там бегут люди к подвалу со всех сторон. У кого в руках алебарда, у кого копье, у кого пистолет, а кто просто схватил камень и размахивает им над головой. Обезумели казаки от пьянства, а жители Решта от злобы. Ах, надоели им казаки своими насильствами да задорами. За все они посчитаются сейчас с атаманом. С улицы раздался истошный крик:
— Братцы, бьют православных!
И как ни пьяны были атаман с товарищами, а успели выскочить из подвала, схватились за сабли. А толпа уже навалилась со всех сторон. Кипит бой около винного подвала.
— Православные, на помощь! — кричат казаки. — Бей бусурман!
Услыхали другие казаки крики товарищей, бросились с окрестных улиц. И идет уже бой по всему городу. Дерутся казаки, прикрывают своего атамана, а того уже рубанули несколько раз саблей, достали копьем, не поймешь теперь, где вино пролитое, а где кровища атаманова.
А по городу уже полетела молва о казацких бесчинствах, схватились жители за оружие. По всем улицам бегут, ищут казаков, наваливаются на них со всех сторон. Выскакивают казаки отовсюду — кто из лавки, кто из бани, кто со двора какого-нибудь и бегут к морю. А атамана нет, рубится атаман где-то на улицах города, тащат его полуживого за собой казаки, Сергей Кривой с товарищами. Вот наконец и дорога к стругам, но и там нет спасения. Отряд местных жителей напал на струги, персы сбрасывают пушки в воду, дырявят струги, хлещет вода, заливает еству, мочит казацкую рухлядишку.
Протрезвел Разин, собрал вокруг себя казаков, пошли казаки приступом на струги, еле отбили их, а из ворот города летит уже к морю конница Будар-хана.
— Отчаливай!
— Братцы, братцы, куда же вы? — бегут казаки к стругам со всех сторон, тянут раненые в сторону моря руки.
— Отваливай! — кричит Кривой. — Не то все пропадем!
Казаки схватили Разина в охапку, бросили на дно струга прикрыли собой от пищальных выстрелов. Схватились гребцы за вёсла, и полетели струги в море. Приподнялся Разин над бортом и увидел, как хватают персы на берегу его товарищей, добивают в ярости пленных.
— Эх, — только и сказал атаман, — ну, поскитаемся мы с вами!
Четыреста казаков полегли под саблями в Реште. Разин потерял здесь все свои пушки, большую часть полона и пожитков. Весь так славно начатый поход шел прахом. Но казаки не укоряли Разина, никто из них не сказал атаману ни слова. Да и в чем было укорять его? Такая у них жизнь. Сегодия они гуляют по городкам и деревням, их сила, а завтра уже их гнут в три погибели, бьют и вешают. Редко какой поход кончался без больших потерь. А что до — атамана, так он все делал правильно. И какой добрый казак прошел бел мимо винного подвала, не попробовав вина всласть? В этот раз не удалось — в следующий раз удастся.
Казаки высадились на пустынном берегу вдалеке от Решта, быстро выставили дозоры, построили на холме укрепленный стан и стали приводить себя в порядок. Сотники начали пересчитывать людей, выяснять, кого недостает. Есаулы осматривали запасы пороха, свинца, пуль, ествы и питъя. Раненые кто как мог залечивали свои раны. Разина перевязали, положили в тени — пусть отдохнет, отлежится атаман. Дорога впереди трудная, ведь поход только-только начался.
Шел июль 1668 года, до осени еще было далеко…
Шах принял казацких посланников, милостиво допустил к себе близко, выслушал их челобитье, определил им двор для житья и дал поденный корм. Правда, за казаками установили строгий надзор, со двора не выпускали и ни с кем говорите не дозволяли.
Казаки просили шаховых советников всем войском донским во главе с атаманом Степаном Тимофеевичем Разиным уйти из-под руки великого государя и: служить его шахову величеству. Переговоры подвигались успешно. Шла речь уже о том, сколько землицы и где определит шах казацкому войску.
Как раз в это время: в Исфагань прибыл царский гонец Пальмар с грамотой от Алексея: Михайловича шаху Аббасу II. «Воров побивать», «пристани: им не давать» «учинить остерегание». Понял шах, что Разин ведет с ним игру, грабит его земли и просится в подданство. Не мог шах не уважить и просьбы своего брата — великого государя всея Руси, Принять у себя Войско Донское — это одно, а тать всяческая и воры, поднявшие руки на царских бояр и воевод, потакавшие во всем черни, — это совсем другое.
Круто повернулась судьба разинской станицы. В тот же час и главного гонца, и остальных посыльщиков заковали в кандалы. Шах дал приказ направить против казаков сильную армию во главе с Мехметом-пашой, полковнику Пальмару, хорошо знавшему корабельное дело, поручили построить пятьсот больших стругов специально для борьбы с казаками на море.
Шахская Персия и царская Россия заодно выступили против общего врага — бунтовщиков, черных людишек которые пытались перевернуть жизнь по-иному.
Долго идут вести из Исфагани на взморье. Не один день конного пути минует прежде, чем приходят шахские грамоты из столицы в Решт, Дербент, Шемаху и другие прикаспийские города. Да и между самими городами на взморье ссылка плохая — горы, бездорожье, каждый городок живет в своей скорлупе, пока-пока узнает, что за ближним хребтом делается. На это и рассчитывал Разин, когда приводил свое войско в порядок на пустынном побережье. Снова приходилось ему придумывать разные хитроумные замыслы, советоваться с есаулами, строить заново весь поход. Но ни разу у него не мелькало и мысли, что из-за одного пустячного случая, из-за пьяной потасовки на карту была поставлена судьба всего войска. Что случилось, то случилось, на то она жизнь. Кто знает, что будет дальше? Он не воевода, не боярин, а казак и живет как казак. Он не хотел рассчитывать и загадывать везде и во всем, как не хотел рассчитывать и загадывать ни один добрый вольный казак. Хватит, целый год он готовил этот поход, молчал, таился, наказывал молчать своим товарищам. А теперь, когда он вышел на простор, пусть жизнь идет как идет. Тогда, и азовское сидение, тоже неизвестно зачем Михаил Самаренин, Корнило Яковлев, отец его Тимофей Разя и другие казаки Азов взяли, сколько добрых воинов уложили и псе затем, чтобы потом оставить город туркам, самим отдать его неприятелю. И никто на Дону не сказал о них плохо, не ткнул в них пальцем. Что случилось, то случилось. Они воевали как добрые казаки. И за то была им слава, И сейчас все они, его товарищи, рядом с ним — и Сергей Кривой, и Иван Черноярец, и поп Феодосий, и все, кто пробивался с ним на Волгу и Яик, дрался с ним за Яицкий городок, громил Безобразова, шел через пыль и зной по персидским землям. А это значит, что ничего не потеряно, что все еще впереди, будет и удача, и слава, и зипуны — все будет, шока рядом с тобой казаки и пока сам ты можешь держать в руках саблю. Первый раз жизнь бросила его оземь, и быстро поднялся атаман.
