Леонид Осипенко - Атомная подводная эпопея. Подвиги, неудачи, катастрофы
Месяца три мы возились с новой системой очистки. У носа лодки стоял ледокол «Ермак», чтобы вывести нас в Белое море, уже скованное льдом. Завод платил за каждый день его простоя. Ежедневно приходил капитан «Ермака» Пономарев: «Ну, когда пойдем, командир?» Ответ был неизменным: «Пока не можем!»
Приближался 1961 г. На лодку одна за другой приезжали комиссии, чтобы выяснить причины отсрочки. Наконец, приехавший представитель ЦК КПСС В.И.Вашанцев заявил: «Вы столько всего требуете! По-моему, вы просто не хотите плавать!» Тут уже мы возмутились. Была приглашена независимая комиссия из представителей флота и судостроителей. Она установила, что система очистки воды не действует, и речи не могло быть, чтобы идти с ней под лед. Решили порезать ее и выбросить. Так и поступили.
Только к лету 1961 г. мы были полностью готовы идти на полюс. Во всяком случае, экипаж находился в прекрасной форме. В Белом море мы прошли полную подготовку всех маневров, в том числе таких сложных, как плавание задним ходом и вертикальное всплытие без хода.
Но в июле произошла авария на «К-19», погибло шесть человек. Авария была связана с атомной установкой. Подготовку к походу на полюс прекратили, пока не будет выяснена причина аварии. Нам сказали: «Про полюс и думать забудьте, занимайтесь боевой подготовкой.»
В конце 1961 г. комиссия установила, наконец, причины аварии на «К-19». Тут-то и вспомнили, что поход на полюс так и не состоялся. Приехала новая комиссия разбираться теперь уже с Северным флотом: почему не была послана лодка. Между прочим выяснилось, что Москва так и не поставила флоту задачу подготовить лодку для похода на полюс. Руководство ВМФ имело дело с нами напрямую, а командование флотом, находящееся в Североморске, об этом официально даже не уведомили.
Нас снова принялись готовить к Арктике. Однако все лето и осень 1961 г. на лодке испытывали новую акустическую станцию, но главное — ее избрали живой мишенью для испытания противолодочных систем. Такая удача иметь под рукой атомную подлодку, по которой могут учиться стрелять и подводные, и надводные противолодочные корабли! Наша задача, естественно, состояла в том, чтобы как можно чаще избегать нежелательных встреч. Это значит — то полный ход, то стоп! В результате мы снова так раскачали ГЭУ, что у нас потекли парогенераторы.
К тому времени «К-3» сменила место базирования. До августа 1961 г. мы находились в месте ее постройки, в Северодвинске. Теперь нас перевели в район Мурманска, на военно-морскую базу Западная Лица. Оттуда мы и уйдем на полюс, туда же и вернемся.
Поскольку находились мы уже в другом месте, ремонт поручили местному Палагубскому судоремонтному заводу. С атомными лодками на нем знакомы не были, и самая пустяковая операция занимала здесь в несколько раз больше времени, чем в Северодвинске. Разумеется, сюда приезжали и специалисты Северодвинского завода, и конструкторы из Ленинграда, включая главного конструктора КБ Балтийского завода Г.А.Гасанова. Все знали, что лодка готовится к походу на полюс.
И флотская машина теперь уже работала вовсю. Командующий Северным флотом адмирал В.А.Касатонов постоянно интересовался ходом подготовки и не раз приезжал с проверкой лично. К нам было прикомандировано множество специалистов из Москвы — из технического управления, из Главного управления кораблестроения ВМФ, которые ежедневно строчили шифровки о проделанной работе.
Особенно кипучую деятельность имитировали политработники. Но эта тема, пожалуй, заслуживает особого разговора.
Конкуренты КГБ
Известный подводник и писатель Николай Черкашин, бывший в свое время замполитом на корабле, в одном из своих очерков написал, что замполит — это человек, который отвечает за все. Читая книги Черкашина, веришь, что лично он к своей задаче так и относился, и мне остается только пожалеть, что нам не довелось плавать вместе.
Дело в том, что доверие замполитам оказывалось исключительно большое: на первых атомных подводных лодках не было даже представителя контрразведки. Позднее при всех выходах в море ракетных атомоходов, на борту каждого обязательно находился особист. И можно понять тех, кто считает эту меру необходимой: интерес к нашим лодкам у иностранных разведок огромный, и контрразведке наверняка есть над чем поработать.
В наше же время представители спецслужб были только в штабных структурах на берегу, а за соблюдением секретности на лодках отвечали командир и старпом. Из всех членов экипажа лишь шифровальщик по роду своей деятельности был связан с особистами. Но у нас все они были отличными ребятами.
Когда я выходил в море, то был уверен: у меня на борту никто не «стучит». Уверенность моя основывалась еще и на том, что с курировавшим нас особистом мы были знакомы накоротке, и даже иногда использовали его конспиративную квартиру в городе для пирушек. Он бы несомненно предупредил меня, если бы на лодке был «стукач».
А уж в чем я был абсолютно уверен, так это в том, что ни одна оплошность командования, ни один промах личного состава не будет обойден в отчете, который напишет своему начальству замполит. Подтверждение тому мы получали сразу по возвращении из походов: начинались разборы и вынесение взысканий. Факты, о которых доносил замполит, под сомнение не ставились никогда.
Ясно, что лицо, облеченное столь большим доверием, само должно быть безупречным. Но это — теоретически. На практике дело обстоит несколько по-другому. Предоставим судить об этом самому читателю.
Я расскажу о замполитах, с которыми мне пришлось иметь дело. Подчеркиваю еще раз: нашей лодке в этом плане не везло, однако по опыту моих товарищей знаю, что невезение это ни невероятное, ни исключительное.
Галерея воспитателей
В нашем первом замполите Б., назначенном пока мы еще обучались в Обнинском, пропал ушлый, оборотистый бизнесмен. Не дослужил он до времени перестройки, когда партия начала создавать на присвоенные у народа деньги совместные предприятия. Вот где бы он был на своем месте. А так ему приходилось заниматься вещами, особой склонности к которым он не питал. Офицеры наши были грамотнее его, и когда Б. проводил политинформации, он всегда давал нам повод поухмыляться. К чести его надо сказать, что он и не пытался самоутвердиться как политический комиссар, а наоборот, стремился быть полезным.
Настырности и изворотливости ему было не занимать, и свое время он проводил главным образом в Москве, пробивая различные материальные и нематериальные блага. И старался он для всех, а не только для себя. Он следил, кому когда подходит срок присвоения очередного звания, и обязательно напоминал начальству. Пока он с нами, можно быть уверенным, что день в день будет приказ о следующей звездочке...
