Петр Игнатов - Записки партизана
Братья пошли в обратный путь той же тропой. Геня шел впереди, настороженно всматриваясь в кусты. Евгений чуть поодаль от него следил за деревьями.
Чуткое ухо Евгения уловило еле слышный шорох… В густой кроне кедра зашевелилась ветка… Появилось дуло снайперской винтовки. Оно медленно поворачивалось вслед за Геней.
Евгений мгновенно упал на колено и выстрелил по кедру.
— Что ты? — удивился Геня.
А с дерева упала оптическая винтовка. За ней медленно сползло на землю тело убитого снайпера.
* * *Самая высокая гора в нашем районе — Афипс. За ее вершиной, лысой, как колено, лежало прекрасное высокогорное пастбище.
Взобраться на него было чрезвычайно трудно: крутизна, ущелья, глубокие расщелины. Но овладеть им казалось нам заманчивым. Эта горная неприступная крепость господствовала над дорогой, ведущей к Черному морю, в тыл нашей войсковой группировки под Новороссийском.
Агентурная разведка донесла, что немцы зарятся на лысину Афипса — хотят использовать ее для посадки транспортных самолетов и высадки воздушного десанта.
Надо было опередить их во что бы то ни стало.
С первого взгляда это казалось простым и легким: если на лысине должна быть крупная партизанская застава, то, следовательно, она будет там. Но мы дорожили каждым человеком — мы широко разворачивали диверсионную работу, и люди у нас ценились буквально на вес золота. Решено было поэтому соединить полезное с приятным: перегнать на вершину Афипса большую часть нашего стада и пастухам поручить пасти скот и охранять лысину. Пастухами на лысину были посланы: инженер Леонид Федорович Луста, токарь Алексей Иванович Припутнев и газовый мастер Ефим Федорович Луговой.
Прошло несколько дней, и с Лустой случилось несчастье: его украли с лысины Афипса.
Стоял один из тех ясных ласковых дней, когда суровая дождливая осень еще не вступила в свои права, но солнце уже не пекло, как прежде, а небо сияло по-летнему, высокое и голубое.
Было далеко за полдень. Мы сидели в столовой лагеря и обсуждали план очерёдной диверсии. Зазвонил телефон:
— Говорит застава… С Лустой несчастье… Сейчас у вас будет пастух, он все расскажет.
К летней столовой подбежал Припутнев.
— Батя, Лусту украли… Мы пасли скот. Ночью напали неизвестные. Человек пятнадцать. Мы с Луговым отстреливались, пока были патроны. Потом спрятались в стоге сена. Грабители схватили Лусту, — он стоял в карауле, — и вместе с ним увели девять коров. Что за люди, в темноте не разобрали. Знаю только, что говорили по-немецки и по-русски. На рассвете мы перегнали скот на базу соседнего отряда, а я поспешил сюда.
— Геня, Мусьяченко, Павлик, по коням! — сказал я. — Александру Дмитриевичу Куцу взять трёх бойцов и догонять.
К сожалению, Евгений в это время ушел на очередную разведку.
Быстрым аллюром лошади вывели нас по лесной тропе из лагеря. Впереди ехал Мусьяченко — он лучше всех знал дорогу. За ним Геня, за Геней — я, сзади нас прикрывал Павлик.
Дорога шла между купами деревьев и отвесными, обрывистыми скалами. Рядом извивался Афипс. Несколько раз пришлось переправляться вброд.
У Малых Волчьих Ворот мы попали в большую воду. Убавив рысь, вытянув вперед шеи, кони спотыкались о скользкие камни на дне реки. Но все же вынесли нас на высокий берег.
— Стой, ребята! Что за пожар? — вышли из кустов нам наперерез четыре моряка в тельняшках. Это были наши друзья — матросы-партизаны соседнего Архипо-Осиповского отряда. Они возвращались из глубокой разведки.
— Мы с вами, — заявили моряки, узнав о похищении Лусты. — Любопытно узнать, кто это добрых людей по ночам крадет? Но пеший конному не товарищ. Мы пойдем напрямик через горы, авось не опоздаем. До встречи!
Снова широкой рысью помчались наши кони. Уже осталось позади древнее черкесское кладбище, смешанный лес, и перед нами возникли Большие Волчьи Ворота.
Будто сказочный великан громадным мечом рассек надвое гору. В темном ущелье ревет Афипс. Узкая тропа — на ней не разъехаться двум всадникам — тесно жмется к отвесной скале. Над головой висят каменные глыбы. Знаменитое «пронеси, господи» Военно-Грузинской дороги в подметки не годится Большим Волчьим Воротам.
За Воротами поднимался темный лес. Я никогда не видел таких деревьев-великанов: строевые корабельные сосны нашей Центральной России рядом с ними показались бы мелкой порослью.
Дорога становится все круче. Наши усталые лошади шли шагом. Мы спешиваемся и ведем лошадей под уздцы.
Спускаются сумерки.
Неожиданно из кустов прямо на нас выскочили огромные, злые лохматые кавказские овчарки: мы добрались, наконец, до пастбища соседнего отряда.
Здесь был наш Луговой. Но рассказ его не дал нам ничего нового: все оставалось таким же загадочным и таинственным.
Мы устали. Заманчиво было бы остаться здесь, в этом шалаше, обтянутом шкурами, и уснуть у костра. Но отдыхать было рано…
Наскоро выпив по кружке горячего чая и закусив ломтями кукурузного хлеба, мы снова ушли в темноту.
Ночь стояла безлунная. Не видно было даже крупа лошади, идущей в двух шагах передо мной. Ориентировались по слуху, а под ногами — рытвины, ямы, камни, стволы упавших деревьев…
Перевалили через гору Афипс. Начинался спуск. Пришлось идти очень медленно.
И вот перед нами крутой, почти отвесный обрыв. Под ним пастбище, где прошлой ночью похитили Лусту. Но в эту кромешную тьму спускаться было немыслимо.
Мы решили заночевать. Легли тут же на земле, постелив одеяла и выставив караул. Меня разбудил Геня:
— Папа, вставай — светает.
Осторожно спустились с обрыва. Иногда приходилось ползти на карачках. Наши горные лошади съезжали на заду.
Наконец мы прибыли на место происшествия. Ясно видна помятая трава, но крови нет: Лусту взяли живым.
Мы долго изучали следы. Их было много на траве, на песке, на влажной глине у ручейка — отчетливые, ясные отпечатки подошв, подбитых гвоздями с широкой шляпкой.
— Немцы, — утверждал Мусьяченко.
Но у ручья следы исчезали. Будто здесь грабители поднялись на воздух, захватив с собой и Лусту и коров. Сколько мы ни лазили по кустам, вдоль ручья, у обрыва — ничего… Но Мусьяченко не отчаивался:
— Найдем. Быть того не может, чтобы следов на земле не оставили.
Поиски длились добрых полчаса. Геня волновался:
— Папа, они никуда не ушли. Они где-то здесь, в кустах…
Как бы в подтверждение его слов с обрыва скатился камень. За ним второй, третий.
Мы легли в густую, высокую траву. Неужели Геня прав и грабители тут, рядом?
