Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)
В течение почти всего 1937 года я действовала самостоятельно, но в конце ноября позвонила женщина, два года назад передавшая мне приказ вернуться в Москву. Она попросила прийти в тот же вечер в ресторан «Мицубиси». Ничего хорошего это не предвещало. В ресторане женщина сказала, что по приказу Зорге я должна снова встретиться с его помощником, как и два года назад, в цветочном магазине на площади Роппонги. Пока мы ужинали, к нам подсел полный господин, женщина представила его как своего мужа. Потом от Зорге я узнала, что господин — химик, у него какие-то связи с посольством СССР, кажется, по-немецки он говорил с австрийским выговором.
Я встретилась с помощником Зорге в цветочном магазине, он отвёл меня к Зорге. Грустно было видеть человека, выполняющего столь ответственное задание, мертвецки пьяным. На столе стояла пустая бутылка из-под виски, стаканом он, видно, не пользовался. Зорге объявил мне, что нам всем, ему тоже, приказано вернуться в Москву. Я должна ехать через Владивосток, там меня встретят. Чем вызван приказ, он не знал, но сказал, что бояться мне нечего, хоть в Москве и царит «нездоровая обстановка». Он сам, конечно, тоже подчинится приказу, но, если я встречусь с руководством военной разведки в Москве, я должна передать, что тогда все с трудом отлаженные связи порвутся. Выехать он сможет не раньше апреля. В заключение Зорге сказал слова, которые должны были заставить меня задуматься, я их потом вспоминала не раз: «Вы очень умная женщина, я должен признать, что никогда раньше не встречал столь здравомыслящей женщины. Но мой ум превосходит ваш!»
Только позже — слишком поздно! — я поняла, что он имел в виду: он умнее меня, потому что лучше меня чувствует опасность, которая грозит в Москве нам обоим. Прямо он меня не предостерегал, говорил обиняком — рад был избавиться от обязанности быть моим связным, хотя работы я ему доставляла немного. Да и не доверял никому, считал, что прямое предостережение я смогу использовать против него.
Если бы Зорге тогда послушался приказа и вернулся, его бы, несомненно, уничтожили. СССР потерял бы источник информации, который через два года, после начала второй мировой войны, оказался бесценным. Шпионская сеть, созданная Зорге, проникала и в высшие правительственные круги Японии. На основании переправленных Зорге данных о нейтралитете Японии Советский Союз мог в 1941 году сосредоточить все силы на германском фронте. Два наиболее важных сообщения Зорге: он заранее информировал Кремль о дате нападения Гитлера на Россию и сообщил день нападения Японии на Америку. Но люди неблагодарны! Многим сведениям Зорге в Москве не доверяли, и в конце концов его оставили погибать на японской виселице! Он надеялся, что Сталин его спасёт, обменяв на задержанных в СССР японских шпионов, но был брошен на произвол судьбы.
Лишь в 1964 году советское правительство признало заслуги Зорге: ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза, на экранах шёл фильм о герое, одна из московских улиц стала носить его имя, в память о нём была выпущена даже почтовая марка. Но всё же я спрашиваю: кто же из нас двоих оказался умнее?
Я была в трудном положении. Прямых контактов с друзьями в СССР я не имела, но из газет знала о массовых репрессиях в стране. Не стану ли и я их жертвой, если подчинюсь приказу? Но что будет, если я откажусь вернуться? Удастся ли мне избежать мести советского правительства? Где мне жить? Или, может, раскрыть японским властям тайну Элизабет Ханссон? Опасаться мне в этом случае нечего, ничего противозаконного я не совершила, наоборот, всячески выражала дружелюбие к японскому народу. Но мысль эту пришлось отбросить, из-за меня подверглись бы опасности Зорге и другие агенты, знавшие мою тайну. Или бежать в Америку? Паспорт в порядке, деньги есть. Но как объяснить, что приехала на этот раз под другим именем, с чужим паспортом? Пришлось бы доказывать, что теперь я против коммунистов, и я подвергла бы опасности людей, которые раньше меня так хорошо принимали.
Выхода не было. В моём случае хорошо подходила финская поговорка: «Там болото — здесь топь». И не у кого спросить совета! Я должна была решать одна и в конце концов подчинилась приказу. Я понадеялась на то, что обвинить меня не в чем, совесть моя чиста.
Как тяжело было расставаться с японскими друзьями! На этот раз я не обещала, что вернусь. Снова у поезда, отходящего на Шимоносеки, собралась толпа провожающих. В последний раз я поблагодарила за тёплое ко мне отношение, особенно горячо распрощалась с бароном Накано, который с первого дня моего пребывания в Японии был мне верным помощником и советчиком и так тактично справился с задачей «наблюдателя». Поезд тронулся. Элизабет Ханссон умерла и унесла с собой частицу сердца Айно Куусинен.
Во Владивостоке на пароход поднялся представитель четвёртого управления. Он забронировал мне номер в гостинице и купил билет на транссибирский экспресс. Он же сообщил, что в Москве для меня готов номер в гостинице «Метрополь».
В середине декабря я была уже там; ко мне сразу пришёл Сироткин. То, что он рассказал, было удручающе и предвещало страшное будущее. Урицкий арестован и, видимо, расстрелян. Исчезло много офицеров четвёртого управления. Сироткин удивлялся, что сам он всё ещё на свободе. Но скоро опасения его стали реальностью, я ещё несколько раз встречала этого доброго человека, когда мы с ним шли дорогой тюрем и лагерей.
Я получила последнее задание. Незадолго до Рождества ко мне пришла женщина из четвёртого управления. На следующее утро она должна была встречать мужа и жену, прибывающих транссибирским экспрессом, и просила меня пойти вместе с нею, так как я с ними знакома. Кто это, она не сказала. Когда поезд остановился, я услышала радостно-удивлённый женский голос: «Госпожа Ханссон, как мы рады вас видеть!» Это была блондинка, которая однажды приходила ко мне с поручением от Зорге. Они с мужем тоже подчинились приказу! Их провели в машину, и оба они исчезли навсегда. Скоро наступила и моя очередь исчезнуть на девять лет…
ГЛАВА ПЯТАЯ. В московских тюрьмах
Оставалось только ждать. Спрятаться негде. После нескольких звонков и визитов к старым друзьям я узнала, что многие бесследно исчезли, другие же оцепенело ждут. Значит, японские газеты писали правду, а я наивно приняла их сообщения за буржуазную пропаганду. Но ведь совесть моя чиста — я с надеждой ухватилась за эту хрупкую соломинку.
Однажды я была в гостях у моей приятельницы Александры, финки, которая была замужем за болгарином Станко Сапуновым[158]. Они жили неподалеку от гостиницы «Метрополь», на Кузнецком мосту. Станко я знала со времён Коминтерна, он работал старшим референтом по делам болгарской компартии, вместе с Коларовым. В частности, помогал устраиваться болгарским коммунистам, переехавшим в СССР.
