Жан-Кристиан Птифис - Истинный дАртаньян
После этого гвардейцы окружают арестованного и ведут его в комнату г-на де Рошфора на другой стороне двора, где его ожидает лейтенант гвардии г-н де Шазерон. Можно себе представить изумление придворных сплетников при виде королевского фаворита в подобном сопровождении. Возможно ли? Люди с удивлением оборачиваются, таращат глаза, перешептываются, посмеиваются...
Спустя два часа в Люксембургском дворце старшая Мадемуазель, которая, как всем было известно, в прошлом году стала законной сожительницей этого удивительного персонажа, ужинала в компании многочисленных друзей. К г-же де Ножан, сестре Лозена, подошел слуга и прошептал ей на ухо несколько слов. Она побледнела, однако дождалась конца ужина, прежде чем тихо сообщила невероятную новость своей соседке за столом г-же де Фиеск. Мадемуазель, ничего не знавшая о разыгрывающейся драме, была в веселом расположении духа. Графиня де Фиеск сопровождала ее в ее комнату.
– Господин Лозен... – начала она.
Принцесса подумала, что тот вошел в ее комнаты через гардеробную.
– Это вполне в его духе! – сказала она с радостным выражением лица. – А я-то думала, что он в Сен-Жермене.
И она с улыбкой заторопилась к своей комнате. Г-жа де Фиеск остановила ее и сказала:
– Дело в том, что он арестован.
– Арестован?!
Мадемуазель покачнулась, «пораженная в самое сердце». В это мгновение прибыл ее интендант Роллинд, сообщивший все подробности ареста фаворита. Однако когда его стали спрашивать о причине королевского решения, слуга был вынужден лишь развести руками. Он не знал причины, и три века спустя все это остается тайной, порождающей различные домыслы. Даже сам Лозен всегда делал вид, что ничего об этом не знает. Конечно, будучи дерзким придворным, Лозен не раз ненадолго попадал в Бастилию за то, что вызывал недовольство своего господина. Однако на этот раз дело было явно намного серьезнее, поскольку д'Артаньяну, человеку, честно исполнявшему исключительные поручения, было велено находиться неподалеку с каретой и сотней мушкетеров с тем, чтобы препроводить арестованного в Пинь-ероль, туда, где уже семь лет по воле короля томился хозяин великолепного замка Во.
Возможно, никто никогда не узнает скрытых причин этой странной немилости, которая стоила несчастной жертве десяти лет сурового заточения. Точно можно сказать только одно: Лозен, отличавшийся грубым и вспыльчивым характером, сумел восстановить против себя почти весь двор, а более всего г-жу де Монтеспан и Лувуа. Его арест и заключение в Пиньероле стали логическим следствием безалаберного и необузданного поведения.
Впрочем, д'Артаньян невысоко ставил этого маленького белобрысого некрасивого человека с хитрой физиономией и острым красным носом. «Наполовину лысый, с сальными волосами, неопрятный и безобразный», он «напоминал скорее индуса или татарина, нежели француза» (Прими Висконти). Все говорили о Лозене, что он честолюбив, капризен, взбалмошен, дерзок, высокомерен, что при дворе гремит слава его похождений. Ловко двигаясь по лабиринтам интриг, обладая ядовитым языком, постоянно злословя, он в высшей степени воплощал собой тип угодливого и лицемерного придворного, настоящего сеятеля раздора. В конце века Сен-Симон получил возможность познакомиться с ним поближе26 и описал его как «придворного, в равной степени бесцеремонного, насмешливого и готового унизиться вплоть до лакейства, постоянно изворачивающегося и плетущего интриги, дабы достичь своих целей, а потому опасного и для министров, и для двора; человека, которого все боялись, который имел множество жестоких черт и был всегда готов острить, не щадя никого».
Д'Артаньян впервые увидел его, когда в один прекрасный день тот приехал в дом его двоюродного брата маршала де Грамона. Лозен был в те времена всего лишь младшим сыном из дома Комонов по имени Пюигилем и едва выбрался из своей родной Гаскони. Однако он быстро проложил себе дорогу через извилистые и полные ловушек пути придворной жизни. Став в 22 года капитаном легкой конницы, он унаследовал от своего отца должность капитана дворян-телохранителей, что позволило ему занимать завидное место во время праздников, сопровождавших женитьбу короля. В 1663 году он уже адъютант и ведет себя в бою совершенно бесстрашно. Вскоре он получает командование вновь созданным военным формированием – королевскими драгунами, которых он с таким усердием заставляет хорошо обуваться и одеваться, что они в конце концов затмевают мушкетеров Кольбера и д'Артаньяна и привлекают внимание прекрасных дам. Лихие скачки вкупе с салонными интригами неожиданно приносят ему должность капитана лейб-гвардии. В 1670 году он становится генерал-лейтенантом и получает командование армией, сопровождающей Людовика XIV в его инспекционной поездке по недавно завоеванным фламандским городам. 4 июня того же года эти войска в последний раз собираются в лагере Гесдена перед роспуском по квартирам. Там по неизвестной причине Ло-зен поссорился с капитаном мушкетеров, который тоже был человеком с характером. После несколько несдержанного обмена словами оба офицера много месяцев вели холодную междоусобную войну.
Злопамятный д'Артаньян относился к Лозену с презрением. Он конечно же не пошел, подобно другим придворным, к предприимчивому гасконцу с поздравлениями, когда спустя несколько месяцев было объявлено о его помолвке со старшей Мадемуазель. Но он также не произнес ни слова, когда король, желая избежать подобного мезальянса, стал настаивать на разрыве.
Эти двое в конце концов помирились в начале ноября 1671 года, то есть за несколько дней до ареста Лозена, «что весьма меня радует – пишет м-ль де Монпансье,– – ибо мне кажется, г-ну де Лозену было бы неприятно находиться под конвоем человека, которого он оскорбил».
«Правда, – добавляет она, – от д'Артаньяна трудно ожидать подлости даже в отношении его врагов, ибо это очень честный человек и заслуживает еще более высокой оценки и доверия, нежели то, которым дарит его король».
Утром 26 ноября в холодном дворе Сен-Жерменского замка вокруг кареты д'Артаньяна собрались сто мушкетеров в голубых плащах. К капитану подошел слуга и передал ему от Лувуа записку следующего содержания: «Я пишу Вам эти несколько слов только для того, чтобы просить Вас сообщить мне, не нуждаетесь ли Вы в чем-либо и есть ли у Вас все приказы короля, которые Вы считаете необходимым иметь, и все снаряжение, какое Вам нужно. Его Величество желает, чтобы Вы во всех подробностях сообщили ему все, что Вам удастся узнать от Вашего узника».
Нет, ничто не было забыто. Казначей министра только что выдал д'Артаньяну аванс в 11 тысяч ливров на дорожные расходы, все солдаты явились по приказу, лошади были оседланы, карета запряжена, все было готово к отъезду. Лейтенант лейб-гвардии г-н де Шазерон, всю ночь бодрствовавший подле арестованного, подошел к д'Артаньяну и передал узника под его охрану. Д'Артаньян любезно предложил Лозену сесть в карету. Потом он сам сел в нее вместе с Мопертюи и своим юным кузеном Пьером д'Артаньяном, теперь уже младшим лейтенантом гвардии. И – вперед! Окруженная когортой мушкетеров карета быстро покатилась в сторону Альп.
Первые четыре или пять лье Лозен, казавшийся очень подавленным, не разжимая губ, смотрел, как за окном проплывают хмурые ноябрьские пейзажи. Проезжая мимо Пти-Бур, где он едва не занял прекрасный замок старшей Мадемуазель, он вздохнул:
– Увы! Этот дом напоминает мне о том положении, в котором я находился всего год назад.
Видя, как он грустит, три его спутника попытались тогда завязать разговор, думая, что «это доставит ему удовольствие». Будучи, как любой уважающий себя гасконец, прирожденным болтуном, Лозен не заставил себя упрашивать. И вот уже, утратив былое высокомерие, его лицо оживляется и он рассказывает о своей беспокойной жизни при дворе, о своем невероятном приключении с кузиной короля. С этого момента его аудитория стала проявлять к нему «большое дружелюбие». Еще недавно бывший маленьким человеком, а потом ставший столь едким и столь опасным, теперь неожиданно превратившись в узника, Лозен оказался очаровательным попутчиком, кротким, любезным и бескорыстным. Чтобы не дать ему опять впасть в меланхолию, Мопертюи и д'Артаньян старались поддерживать разговор. Они расспрашивали его о его имении, о семье, вспоминали его военные кампании и «случаи, когда они оказывались вместе»27.
«Все знали, что он едет в таком великом отчаянии, что его старались ни на мгновение не оставлять одного, – сообщает г-жа де Севинье. – (...) Он говорил, что абсолютно не виновен перед королем и что его преступление состоит в том, что у него слишком могущественные враги. Что король ничего не объяснил, и это молчание вполне ясно показывает, чего стоит его преступление. Он думал, что его оставят в Пьер-Энсизе, и начал прощаться с д'Артаньяном, однако, когда узнал, что его везут в Пиньероль, вздохнул и сказал: „Я пропал“. В городах, которые он проезжал, люди очень сочувствовали ему в его опале».
