Николай Иванов - Операцию Шторм начать раньше
Улыбался Тараки:
- Товарищ генерал, у нас в Афганистане нет такого другого человека, как Амин. Если ему еще одно министерство дать, он сможет работать и там. И пусть работает.
А министерству обороны работы все прибавлялось. Начали понемногу волновать банды, подучившиеся в Пакистане, они появились в восьми провинциях из двадцати семи, иногда даже отваживались принимать бой против небольших подразделений правительственных войск. Ухудшились, если не сказать, что прекратились вообще, отношения с Китаем, Ираном и Пакистаном. Долго проясняли свою позицию к Кабулу американцы, и только 1 декабря государственный секретарь Вэнс отправил в посольство в Кабуле секретную шифрограмму: "...один из возможных вариантов для нас мог бы заключаться в прекращении нашей деятельности в Афганистане, но мы считаем, что это было бы обескураживающим для его соседей и не сочеталось бы с их политикой. ДРА не просила нас укладывать чемоданы и отправляться; наоборот, она приняла нашу политику сохранения нашей заинтересованности и присутствия.
Прекращение наших усилий в Афганистане выглядело бы, как если бы мы сняли с себя ответственность, что отвечало бы одной из главных целей Советов, которая заключается в дальнейшем сокращении американского и западного влияния в Афганистане и в регионе.
Было бы не в наших интересах делать Москве такой подарок".
Интерес Соединенных Штатов в первую очередь проявлялся в финансировании и в небольших, но поставках оружия для банд, засылаемых в Афганистан. Это в свою очередь заставляло афганское руководство кроме традиционного дружеского отношения к Советскому Союзу смотреть на него и как на защитника, который поможет выстоять первое время. В мире ведь нет совершенно нейтральных государств: одни революции искали поддержку у социалистического лагеря, другие, которые мы, как правило, называли контрреволюциями, охотно брал под свое крылышко Запад. И все надеялись на лучшее завтра.
Надеялся на будущее и Тараки: народ ведь должен был понять - все, что делается в стране, это ради блага афганцев.
Глава 12
ИЗ ВДВ - В КАВАЛЕРИЮ. - МЫ СЛАБЕЕМ У ЖЕНСКИХ НОГ. - "ЖЕНЩИНА - ЭТО МИНОИСКАТЕЛЬ..." - МОЛНИИ В НЕБЕ ДОЛГО НЕ ДЕРЖАТСЯ. - ОКСАНА ДЛЯ БОРИСА. "МАНЕЖНЫМ ГАЛОПОМ - МАРШ!"
31 декабря 1978 года. Узбекистан.
Жизнь крутанула Бориса Ледогорова так, что сорвала резьбу и пошла вертеть вхолостую. А как сказать иначе, если встречал он Новый год в одиночестве в небольшом узбекском городке на должности командира взвода вьючно-транспортной роты кавалерийского эскадрона. И слыхом не слыхивал про такое, а вот оказалось, что лазит еще по Памиру наша кавалерия и закрывает какие-то перевалы, до которых не может добраться ни авиация, ни пехота. И аккурат под ЧП в Суземке освободилась в эскадроне его нынешняя должность. Так что не права пословица, будто "дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут"14. Кушка и саперный взвод были бы для Бориса благом, а здесь изучай, с какой стороны подходить к коням и когда их кастрировать...
За бутылкой вина, в углу казармы, отгороженном устаревшими плакатами, провожал 1978 год бывший десантник, бывший сапер Борис Ледогоров. На кровати лежало нераспечатанное письмо от Желторотика, оно притягивало к себе. Борис ловил себя на том, что смотрит на него по нескольку минут, но держался, решив открыть его ровно в двенадцать: все не один будет.
И неожиданное письмо, и прощание со старым годом подтолкнули к воспоминаниям, к горячему соприкосновению с тем, что хотелось бы забыть, вычеркнуть из жизни и памяти.
Борис поднял письмо, пристроил его на заваленной всякой ерундой тумбочке, лег на кровать. Когда-то давным-давно, сто лет назад, летом, он лежал на нарах в палатке рядом с Леной и боялся поднять руку. А сейчас ворочайся, раскидывайся, хоть поперек кровати, пожалуйста, ты свободен. Радуйся. Да только грусть и боль от такой свободы...
Старший лейтенант повертелся, устраиваясь удобнее, прикрыл глаза...
Июль 1978 года. Суземка.
Саперы говорят, что они ошибаются все-таки дважды, и первый раз, когда выбирают профессию.
Но любил Борис Ледогоров свою саперную науку до самозабвения. Она была делом, которое требовало чаще, чем перед кем бы то ни было, становиться на колени. Которое признавало только уважение и аккуратность. Забитые землей ногти. Дело, совершая которое, уважаешь самого себя, которое заставляет окружающих ценить тебя. Дело без дураков и нахрапа.
Борис, конечно, не мог похвалиться огромным количеством обезвреженных мин и снарядов, не было в его практике и чего-то такого необычного, о чем трубили бы газеты. Тем не менее руку на всевозможных выездах набил и чувствовал себя уверенно.
Но ведь проклянешь и хлеб, коли станет комом в горле.
С его приездом к поисковикам, как понял Борис, особой быстроты в работе не прибавилось. Определить, где есть в земле металл, - дело минутное, а остальное-то по-прежнему делалось малой саперной лопаткой да пальчиками. Серьезных находок по его саперной части не попадалось, с мелочевкой разделывался на месте и постепенно, забыв разграничения в работе, вторгся во владения Желтиковой. Сначала начал освобождать от земли и кореньев кости, потом определять по ним, сколько человек откопали. Раньше думал, что это делается по черепам, но оказалось, по берцовым костям: две положил - вроде уже и человек.
Съездил с Юркой в Сошнево, там в плотницкой мастерской делали гробы для перезахоронения. Дед Чудрил, с вечной самокруткой во рту, вначале сбивал небольшие домовины, но как-то зашли бабы, подняли шум.
- Что ты колотишь, хрыч старый. Ты не детей хоронишь, а мужиков наших. Давай делай домовины мущщинские, большие.
Дед Чудрил поворчал, но забросил уже готовых "малышей" на полок, авось пригодятся, не пропадать же добру.
- Раньше надо было искать да хоронить, - бурчал он в желтые прокуренные усы. - Спохватились. А я помню, как после войны другая команда пришла-то: в первую очередку искать и сдавать медные гильзы. Рупь восемьдесят копеек за килограмм. Старыми, конечно. Металл был нужен стране, а не мы, солдаты.
Дед пробыл на фронте часов пять, ему оторвало пятку при первой же бомбежке, и он был списан из действующей армии подчистую. Но все равно фронтовиком считался и не забывал напоминать об этом другим.
Наведывался в лес и военком. Сначала привез обещанную еще при первой встрече карту с указанным местом подрыва боеприпасов - на всякий случай, а потом отвез в райцентр Юрку и Сашку сдавать последний экзамен. Заканчивалась стажировка и у Сергея, Ледогоров кивнул и ему на "уазик": давай, езжай с оказией, но курсант с такой мольбой посмотрел на своего командира, что старший лейтенант, даже не оглянувшись на Улыбу, все понял и смолчал.
