Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса
Токаржевский согласился принять предложенную должность, после чего был заключен негласный мир и преданы забвению старые счеты. Союз был скреплен брудершафтом.
Еще более резкое столкновение произошло у Андерса с генералом Ярнушкевичем. Оба генерала враждовали с давних времен: у них были старые счеты на почве конных бегов в Варшаве, где бегали также лошади Ярнушкевича, причем бегали лучше. Теперь судьба Ярнушкевича целиком находилась в руках его заклятого врага. Генерал Андерс, искушенный и ловкий в делах подобного рода, не упустил случая. Он решил отыграться на своем старом недруге. И воспользовался первым же подвернувшимся случаем, чтобы обезвредить соперника и избавиться от него. Как раз в то время Ярнушкевич обратился к д-ру Реттингеру с просьбой одолжить ему несколько тыс. рублей для покупки драгоценных камней. Такие сделки, правду говоря, не являлись подходящими по времени, но это еще не было преступлением. Тем не менее Андерс, узнав об этом от Богуша, предпринял коварный маневр: направил в Лондон Сикорскому телеграмму, в которой обвинил Ярнушкевича в скупке драгоценных камней и использовании в этих целях казенных денег. Ответ Сикорского гласил: «Дело генерала Ярнушкевича направить в суд чести для генералов. Назначения пока не давать».
Для передачи дела в суд не имелось никаких оснований, но зато, ссылаясь на приказ, можно было отказать в должности. Генерал Ярнушкевич неоднократно обращался с просьбой ознакомить его с существом выдвинутых против него обвинений, но в сущности никакого ответа так и не получил.
Отношение Андерса к генералу Янушайтису, в котором он инстинктивно чувствовал соперника, также оставляло желать много лучшего. Однако необходимо отметить, что генерал Янушайтис не ломал копий для завоевания этого поста и проявлял в отношении Андерса большое доброжелательство. Он был старше Андерса как по званию, так и по занимаемым перед войной постам, превосходил его широтой взглядов и политическим опытом, располагал к себе окружающих тактом и серьезностью, пользовался большим уважением среди офицеров, знавших его еще с довоенного времени и по подпольной деятельности. Отличительным качеством Янушайтиса было то, что он не занимался сплетнями и интригами. Всегда уравновешенный и приветливый, он вызывал всеобщую симпатию, в нем не было ничего натянутого и официального. Кроме того, он был единственным генералом, не на словах, а на деле доказавшим свое критическое, даже осуждающее отношение к послемайскому и досентябрьскому режиму в Польше.
Однако Андерс старался, где только можно, отодвигать Янушайтиса в тень, неуклонно стремился к тому, чтобы держать его в стороне от дел. Да и вообще хотел как можно скорее сплавить его с территории Советского Союза, что вскоре ему удалось: Янушайтису пришлось уехать в Лондон.
Подобные же трения были у Андерса и с генералом Пшездецким. Андерс не хотел привлекать его ни к какой работе. Он попросту не любил его, так как это был человек серьезный и не подходил к «обществу». Кроме того, Андерс знал, что советские военные власти еще за несколько месяцев до заключения июльского договора предлагали Пшездецкому формирование в СССР польского легиона. Этого было достаточно, чтобы Андерс не допускал его ни к чему. Лишь после длительного размышления, желая, как он сам выразился, чтобы от него отвязались, он назначил его на должность референта по вопросам уставов. Несмотря на личную неприязнь к Пшездецкому, Андерс все же не мог найти в его поведении ни малейшей зацепки для дискредитации, поскольку как по службе, так и вне ее этот человек суровых правил был поистине безупречен[47].
Примерно 25 августа были освобождены из тюрьмы генерал Борута-Спехович и еще ряд военных и гражданских лиц. Борута поселился там же, где и большинство поляков, — в гостинице «Москва».
Все освобождаемые из заключения получали денежное пособие: генералы — по пять тысяч рублей, старшие офицеры — по три тысячи, младшие — по две тысячи. Это было единовременное безвозмездное пособие.
Борута, хотя и был еще слаб, всегда улыбался, глаза его светились врожденной энергией и юмором. Он живо интересовался всеми вопросами, охотно вел разговоры о новых планах, о создании Польской армии, часто навещал Андерса.
Договор с Советским Союзом Андерс считал не чем-то постоянным, что должно было служить основой дальнейшего существования, а лишь необходимым временным злом. К офицерам Советской Армии он относился с презрением и пренебрежением, хотя в их присутствии никогда этого не выказывал. Постоянно носился с каким-то странным «комплексом превосходства», проявлял решительное пренебрежение ко всему, что являлось советским. Правда, эти свои чувства генерал хорошо маскировал умением вести себя в обществе, но в откровенных беседах со знакомыми не стеснялся, и было видно, что он лишь ожидает момента, «когда Советский Союз будет побежден». В возможность победы Советского Союза никогда не верил. В таком духе информировал и посла Кота.
С первой минуты деятельности Андерса на посту командующего его мысль работала в одном направлении: в течение всего времени пребывания в Советском Союзе он упорно стремился к тому, чтобы не посылать польских войск на советско-германский фронт и любой ценой сохранить их в тылу до момента, «когда Советский Союз будет разбит», или при удобном случае вообще вывести их с территории Советского Союза. Это были принципы, полностью противоречившие польско-советскому договору и военному соглашению.
Уже с первых дней (например, во время своей предварительной беседы с подполковником Берлингом в ночь с 5 на 6 августа 1941 года) Андерс высказывал эти взгляды и радовался, что Польская армия будет формироваться где-то в глубине России, за Волгой; поэтому, «когда Советский Союз падет», он, Андерс, будет иметь полную свободу деятельности и маневрирования. Впрочем, такой позиции придерживалась почти вся военная верхушка. Из Лондона доходили самые неприятные отклики на договор — там подвергали сомнению его значение.
Некоторые наши соотечественники как в Лондоне, так и в Советском Союзе, протягивали друг другу руки, чтобы бороться против договора, не допустить его реализации, сорвать его выполнение.
Тем не менее договор приносил свои плоды, и притом весьма положительные. Поначалу работа шла нормально, чему в решающей степени способствовали усилия здоровых элементов из молодежи, спокойная и деловая позиция всего польского общества и не в последнюю очередь — благожелательное отношение к нам советских властей.
Весь август был заполнен подготовительной организационной работой, разрешением вопросов, связанных с текущими нуждами армии, созданием штабного аппарата и прежде всего с освобождением людей из лагерей и тюрем.
