Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина
- Да, да, - говорила она, обращаясь больше ко мне. - Mнe это стало известно значительно позднее тех событий...
Барон мгновение молча смотрел на нее, обернулся ко мне. В его серых глазах настороженность и удивление.
- Я вижу рядом с вами моего сына!
Мать встала, я шагнул к ней навстречу, потянулся ее обнять, но она удержала меня, крепко сжала руку, и я первый раз в жизни увидел в ее глазах слезы.
Барон тоже встал, быстро прошел к двери, распахнул ее, удостоверился, что около двери никого нет, вернулся к столу. Он не мог подавить охватившее его смятение и молча смотрел на нас. Наконец уронил:
- Случайность?
Взгляд его серых глаз был холоден и строг, это признак гнева. В гневе и в раздражении он никогда не повышал голоса.
- Случайность на фронте протяженностью в тысячи километров?
Ну что же! Быть может, наступил и конец. Что стоила моя безопасность, если в опасности мать и Марьюшка.
Никаких возможностей воздействовать на то или иное решение Рамфоринха я не имел. Что я мог противопоставить его неограниченной власти? Даже если бы он и не воспрепятствовал бы моему допросу в гестапо, мой голос не был бы услышан. И если бы следователь гестапо вдруг осмелился бы меня выслушать, вслед за мной и он был бы уничтожен, как и я. И каждый, кто прикоснулся бы к тайне моих связей с бароном, исчез бы из жизни. Только одно могло спасти мать, Марьюшку - его интересы, судьба его сына.
- Вам неизвестны некоторые обстоятельства, господин барон. Шесть лет назад я был в этом... селе.
- Подожди, Никита! - остановила меня мать. - Мне показалось, что ты о чем-то просишь господина Рамфоринха! Господин Рамфоринх, мы сейчас, конечно, в вашей власти... Но мой сын возле вас. И концы этой связи не здесь, и они недоступны и неподвластны вам!
- Вы меня пугаете? Вы мне пытаетесь угрожать?
- О нет! Господин Рамфоринх... Просто объективная оценка сложившейся ситуации... Вы ищете выхода из этой ситуации. Я вам его подскажу! На короткое время устройте здесь детей... Учителя сумеют их развести по домам... Я уйду, уведу с собой эту девушку, и никто никогда из ваших не найдет меня...
- Куда вы уйдете?
Мать подошла ко мне, барон отвернулся к окну.
- Как и куда ты пойдешь? - спросил я ее. - Это трудно...
Барон резко обернулся.
- Вы можете помочь матери?
- Могу! Если бы нашлись средства переправить их в Рославль.
- В Рославль вы проводите их на моей машине, и под охраной...
К барону вернулось самообладание.
- Пусть мое решение подтвердит мою веру в победу Германии. Сильный может себе позволить отпустить на свободу противника... Обладание властью иногда доставляет удовольствие показать эту власть!
Барон распорядился разместить детей в санатории.
В Рославль пошли две машины. Впереди представительская машина барона, сзади штабная легковая машина, впереди два танка и бронетранспортер с автоматчиками, сзади три танка и два бронетранспортера с автоматчиками. Насторожены были посты полевой жандармерии и гарнизоны узлов немецкой обороны. Короля химической промышленности охраняли, и никто не пытался даже поинтересоваться, кто едет в сопровождающей его машине...
В Рославле все оказалось труднее, чем я мог предположить. Связаться с Максимом Петровичем нетрудно.
Но как вывезти из города двух женщин? Город оцеплен и охраняется. Выйти двум путницам не разрешили бы...
Вывезти их Максим Петрович нe мог. Договорились с ним, что мать и Марьюшка должны оказаться в деревушке километрах в десяти от города, куда немцы без особой нужды избегали заглядывать. Пришлось еще раз просить барона о помощи.
- Сделав первый шаг, от второго шага не отказываются, - ответил он мне. - Я все пресек бы, если бы все еще не нуждался в вас...
Я еще раз имел случай убедиться, что тайная власть выше власти явной. Мать и Марьюшку переправили в деревню. А сутки спустя я получил через тайник уведомление от Максима Петровича, что они "на месте"... Это означало, что они в партизанском отряде...
* * *
Танки генерала ворвались в Орел и повернули на Тулу. Настроение его опять приподнялось. Он поделился со мной известиями, что главные силы группы армий "Центр" завершили окружение крупной группировки Красной Армии в районе Вязьмы и нацелились на Москву.
Я поймал несколько его фраз, которые могли свидетельствовать, что он вновь уверовал в свою доктрину неотразимости танковых прорывов в глубокие тылы противника. Он уже не столь критично отнесся и к задаче, начертанной ему в указаниях из высших штабов, - спешно замкнуть кольцо на востоке от Москвы с соседними танковыми группами, наступающими севернее столицы.
Разведка ему доносила, что вплоть до Тулы не замечено серьезной группировки Красной Армии.
Казалось бы, все складывалось в лучшем для него варианте-танки оседлали дорогу и движение шло по открытой сухой местности, без болот, по осенним укатанным дорогам. В Орел танки ворвались внезапно. Когда первые танки выскочили на городские улицы, еще ходили трамваи.
Передовой командный пункт разместился в здании городского Совета, позже туда перебрался и штаб танковой группы.
На другой день пришло донесение, что танки выступили на Мценск.
Военная комендатура устроила генералу встречу.
Отыскался в городе бывший генерал царской армии, бодрый старичок лет семидесяти. Вид он имел совсем не генеральский. Худой, суетливый. Работал он в какой-то конторе делопроизводителем, помнится, чуть ли не в домоуправлении.
Наш генерал принял его соответственно давнему званию, и "бывший" легко и без усилий вошел в свою роль.
Одет он был в скромненький пиджачок, изрядно потертый на локтях. Под пиджачком черная сатиновая косоворотка, подпоясанная плетеным шелковым пояском. Но осанку он сумел принять, и откуда взялся низкий и отлично поставленный баритон.
- Ну вот, свершилось! - объявил этому "бывшему"
генерал. - Мои танки на подступах к Москве... Полагаю, что им осталось один или, на крайний случай, два перехода... Я жду с минуты на минуту сообщений, что они возьмут Мценск... Вы рады?
- Чему? - спросил суховато гость.
- Как мне вас понять?
- Я-старик... Я могу лишь радоваться, как божьему дару, каждому новому рассвету в моей жизни... Мои страсти давно похоронены... Обо мне что за речь!
- Но вы можете радоваться за Россию! За ее судьбу!
- За Россию, покоренную Германией, я не могу радоваться!
- Неужели у вас угасло чувство справедливости!
- Какой?! Лет двадцать тому назад, быть может, вы и нашли бы тех, кто вас ожидал... Встретили бы вас с ликованием, чтобы потом разочароваться и повернуть против вас штык. Теперь никто вас, кроме лишенных разума и чести, и не ждал. Мы пережили самые трудные годы, мы справились с ужасающей разрухой... И сейчас вы не найдете человека, который не понимал бы, что участие в разрушении России приняла и немецкая армия в годы гражданской войны... Мы вырвались из тьмы;
