Роджер Мэнвэлл - Генрих Гиммлер
Гиммлера очень беспокоили бездетные семьи. В письме, написанном в апреле 1942 года, он поддерживал бесплодного партнера в бездетном браке, позволяя потенциально плодовитому иметь связь на стороне с единственной целью произвести потомство. С 1942 года бездетные семьи имели особую важность как центры усыновления огромного количества детей с немецкими характеристиками, украденных эсэсовцами с оккупированных территорий.
В публичном выступлении 14 октября 1943 года Гиммлер пошел еще дальше. Он сказал о славянских нациях: «Очевидно, что в такой смеси людей всегда будут расово хорошие типы. Поэтому наш долг — забрать таких детей, отделить их от их среды, украв их, если это необходимо… Так мы получим всю хорошую кровь, которой сможем воспользоваться для себя и дать ей место в нашем народе или… мы уничтожим эту кровь». Политическая цель подобного объединения немецкой нации была совершенно ясна.
«Для нас конец этой войны будет означать открытую дорогу на восток, так или иначе создание Германского Рейха… огромного дома 30 миллионов людей нашей крови, чтобы еще при нашей жизни мы стали народом в 120 миллионов немецких душ. Это значит, что мы будем единственной решающей силой в Европе. Мы расширим границы нашей немецкой расы на 500 километров на восток».
Мы никогда не узнаем, сколько детей в возрасте до 12 лет было украдено таким образом. Хотя большинство привезли из Польши, были случаи усыновления детей из Югославии, Чехословакии и России. Массовое усыновление детей было ограничено размерами организации, созданной во время войны, чтобы заниматься этим вопросом, но доктор Ганс Гилмар Штаудте, адвокат, связанный с движением «Лебенсборн», в своих письменных показаниях утверждал, что в административном округе Вартгау в Польше для последующей германизации было усыновлено от 2 до 3 тысяч детей. После проверки они были определены к приемным родителям, чьи фамилии они получили. Их имена были изменены на немецкий манер. Детей, конечно, научили говорить по-немецки, и в результате они стали немцами. Проблема поиска следов пропавших во время войны детей все еще существует в наши дни, ею занимается международный центр в Арольсене.
В начале 1943 года внимание Гиммлера привлекли два белокурых голубоглазых мальчика из Минска. Гиммлер и его помощники даже временно усыновили этих детей: когда их отмыли и немного обучили немецкому, они присоединились к поезду Гиммлера и путешествовали с ним некоторое время. В письмах эсэсовцев упоминается факт потери в Мюнхене одной из шинелей, предназначенных для мальчиков. Позже их определили в школу для надлежащего обучения на благо рейха.
Общественная реакция на «Лебенсборн» часто была критической. Так как дома были полны незамужних матерей, многие думали, что это бордели для СС. Церковь была особенно против домов. В выступлении перед узким кругом высших чиновников в мае 1944 года Гиммлер неофициально говорил о движении «Лебенсборн» и нападках на него:
«…Сначала эти дома «Лебенсборн», как всякая новая идея, стали объектом сплетников. Они называли дома площадкой молодняка, конными заводами и так далее. В действительности же мы в этих домах просто заботимся о матерях и детях, некоторые из них законнорожденные, некоторые нет. Я бы сказал, соотношение где-то 50 на 50, скорее даже 60 на 40 в пользу детей, рожденных в браке.
В этих домах к каждой женщине обращаются «фрау Марта» или «фрау Элизабет» и т. д. Никому нет дела, законный ребенок или нет. Мы заботимся о матери и ребенке, защищаем их, помогаем в трудностях, которые у них возникают. В этих домах не прощают лишь одного — если мать не заботится о своем ребенке так, как должна.
К концу 1939 года, после польской кампании, как только мы узнали, что война на западе продолжится — британцы и французы отвергли предложенный фюрером мир, — я издал приказ, ставший в то время причиной многочисленных споров и давший сплетникам повод для дальнейших оскорблений, в основном направленных против меня лично. Мой приказ был прост: каждый служащий СС перед тем, как идти на фронт, должен произвести потомство6.
Этот приказ казался мне простым и приличным, и теперь, после многих лет, в течение которых немецкий народ понес ужасные потери, те, кто в свое время неверно поняли мой приказ, начинают понимать, что он имеет смысл. В конце концов, я очень тщательно обдумал этот вопрос. Мои соображения были просты: закон природы таков, что самая ценная кровь будет потеряна для нации, если не произведет потомства. Очевидно, что наиболее расово ценный человек будет самым храбрым солдатом, и его, вероятнее всего, убьют в бою. Народ, который в течение 25 лет потерял миллионы своих лучших сыновей, просто не может позволить себе такой траты своей крови; следовательно, ради выживания нации и чтобы жертва, принесенная лучшей кровью, оказалась не напрасной, нужно что-то делать»[58].
Когда Гиммлер в СС произносил эту речь о порождении потомства, Хедвиг, его официальная любовница, была на последних сроках беременности вторым ребенком. Она родила девочку, которую назвали Нанетт Доротея. Ее сын Хельг родился 15 февраля 1942 года[59].
Содержание второй семьи отрицательно отразилось на умышленно ограниченном доходе Гиммлера. Шелленберг проливает некоторый свет на ситуацию. Гиммлер, в период перемирия с Борманом, с которым у него позже сложился своего рода тактический союз, попросил заем в 80 000 марок из партийных фондов под предлогом строительства дома. Борман предоставил ему заем, но с очень высокими процентами, которые Гиммлер вряд ли мог выплачивать из своего официального жалования. Шелленберга удивило это необычное соглашение, которое он нашел «непостижимым»; он провел собственные наблюдения за домашними проблемами Гиммлера:
«Первый брак Гиммлера не был счастливым, но ради дочери он не пытался развестись. Теперь он жил с женщиной, не являвшейся его женой, и у них было двое детей, которым он был совершенно предан. Он делал для этих детей все, что мог, ограниченный рамками своих доходов. Хотя после Гитлера Гиммлер обладал самой большой реальной властью в Третьем рейхе, а, контролируя множество экономических организаций, мог бы иметь миллионы, ему было сложно содержать семью»[60].
Когда Шелленберг высказал предположение о том, что заклад был бы дешевле займа, Гиммлер «смиренно» отверг его предложение. Он сказал, что это «совершенно частное дело, и он хочет действовать абсолютно честно; ни при каких обстоятельствах он не стал бы обсуждать это с фюрером». К тому же он поддерживал семью в Гмюнде, и, хотя жена знала о его связи с Хедвиг, ради дочери Гудрун они официально поддерживали хорошие отношения.
