Николай Раевский - Дневник галлиполийца
К концу спектакля почувствовал, что ноги меня не слушаются и начала сильно болеть спина. Досидел до конца, но домой еле добрался, хотя пути всего сажен 150. Ноги подкашивались, от сильного жара в голове все смешалось, и, кроме того, появился дикий страх перед молчаливыми спящими улицами. Так и казалось, что из-за угла появятся призраки...
2 августа. Ночь провел отвратительно. Жар, крайне подавленное состояние. Полное отсутствие аппетита. Очевидно, и до меня добралась так называемая «москитная лихорадка», или «галлиполийка». В городе ею чуть не все поголовно болеют. В лагере, наоборот, заболеваний совершенно нет{102}. Добрался до околотка и смерил температуру. Оказалось 38,7. Завтра должен (на этот раз по французским сведениям) прийти пароход за первым эшелоном кавалерии. Столько раз уже повторялось это «завтра», что все потеряли в него веру.
3 августа.
Мне немного лучше. Вставать все-таки трудно. Днем, действительно, пришел за первым эшелоном транспорт «410» ( «Вера»). У меня как гора с плеч свалилась. Раз сдвиг действительно начался, все пойдет хорошо. У пехоты, артиллерии и других частей, благодаря отъезду конницы, будет заряд терпения на долгое время. Потом только можно будет выяснить, много ли мы сделали нашей «У.Г.», хотя бы только в смысле поддерживания настроений в корпусе. Я уверен, во всяком случае, что кое-что сделали и еще сделаем. Порой у меня, лично, бывало очень тяжело на душе. Чувствовалось, что надежды на перевозку на Балканы нет почти никакой, а здесь армия второй зимы не переживет{103}.
Даже очень близким людям я не мог этого говорить. Приходилось отнекиваться и отшучиваться. Теперь, очевидно, самое трудное и тяжелое позади. Балканы для меня лично пока полная загадка. Процент коммунистов в Скупщине говорит о достаточно неспокойных настроениях. Во всяком случае, питание сейчас — вопрос жизни или смерти для армии, а на Балканах оно несравненно лучше. Порой жалко бывает смотреть, как истосковались люди по сколько-нибудь человеческой жизни. Крохотное количество (50 граммов) неважного апельсинового варенья на патоке, которое нам давали последнее время (уменьшив количество консервов с 200 на 150 г), и то разнообразило «стол». Теперь варенья больше не дают, и без него как-то скучно.
4 августа.
Несмотря на страшную слабость, головокружение и боли в суставах, добрался до пристани посмотреть на отъезд кавалерии, который был назначен на 5 часов вечера. С раннего утра грузили интендантство Кавдивизии, кухни, палатки (бараки передали остающимся частям). Было несколько недоразумений с французами, которые почему-то требовали, чтобы на этом транспорте грузили только ручные вещи, а все остальное пока оставили. Комкор, как говорят (я этого не смог проверить), приказал тогда остановить погрузку, и французы сократились. Я пришел на берег в тот момент, когда уезжавшие эскадроны (всего ровно 1000 человек) были построены на площади и происходил обмен речами. Масса народа. Кавалерийское училище в качестве провожающих официально; все старшие офицеры с женами, m-me Врангель и много местного населения. Комкор сам скомандовал надеть снаряжение (сколько с этой походной укладкой было хлопот; я и теперь не уверен, что не попаду из-за нее на губу, так как все еще ее себе не соорудил){104}, и головной эскадрон под звуки марша пошел по дамбе к трапу. В этот момент произошло столкновение, которое, если бы не решительность генерала Кутепова, могло бы окончиться кровопролитием. Издали я только увидел, что французский караул пытается остановить передние ряды. Те, толкая французских солдат, прорываются вперед, кавалеристы снимают винтовки — словом, делается нечто непонятное. Кутепов бросается на дамбу. Чернокожие скрестили было штыки, но он только сделал короткое движение рукой, и они расступились. Вслед за тем комкор вернул прорвавшихся, и полк отвели обратно. Началось длинное русско-французское совещание. Я думал, что дело в оружии (все солдаты при шашках, 100 человек с винтовками, 10 пулеметов были заранее уложены в ящики и погружены на пароход, а остальное оружие передано Западному кавалерийскому полку). Оказалось, нечто совсем иное. Чернокожий в передних рядах заметил переодетую солдатом m-mе М. и с криком Madame! cхватил ее за плечо{105}. С этим эшелоном французы запретили везти дам; попытка провезти некоторых из них переодетыми и привела к этому, весьма для нас неприятному инциденту. Через некоторое время, после выгрузки дамских вещей и маленькой перепуганной кошки, которую торжественно нес бравый драгун, погрузка возобновилась, и, наконец, после длинного ряда морских команд переполненный пароход тронулся под крики «ура» и звуки Преображенского марша. Было 19 часов 30 минут.
Благодаря своей болезни, я не смог как следует присмотреться к настроению отъезжающих. Физиономии, во всяком случае, сияли. В уехавшем полку вольноопределяющихся мало. Все больше здоровенные детины из старых солдат. Зашел еще на «У.Г.», но в голове так шумело, что до конца не досидел. Генерал Карцев говорил интереснее, чем когда-либо, об адмирале Колчаке. Савченко сказал, против обыкновения, невероятно бессодержательную речь о матче Демпсей-Карпантье. Наши постоянные слушатели сегодня в нем разочаровались. Должны были приехать баронесса Врангель и Кутепов, но погрузка кавалерии задержала их, и они не были. Впервые присутствовала масса юнкеров Инженерного училища. Был на «У.Г.» и начальник училища. Вечером я крупно поговорил с Т. Как я, вообще говоря, ни спокоен, но рассказ Т. о том, как он в Харькове бил студентов-добровольцев и как кто-то из них ползал перед ним на коленях, меня взорвал, и я наговорил ему, этому 24-летнему бурбону, много достаточно резких вещей. Если бы в армии взгляды Т. были бы сколько-нибудь распространены, я бы из нее давно ушел. Как жаль, что нет отдельной комнаты и приходится слушать подобных...
5 августа.
Почти весь день лежал. Жара больше нет, но страшная слабость, ноги точно налиты свинцом. Безобидная, на первый взгляд, «галлиполийка» оказывается на поверку какой-то особой формой малярии, хотя возбудителя обнаружить пока не могут. Везет мне на болезни. Нужно усиленное питание. Доктор прописал 150 гр. сахара, 100 гр. какао, 100 гр. риса и 1/2 банки консервированного молока на 10 дней, да и то какао и сахару в хозяйственной части школы не оказалось. Остается глотать хинин.
6 августа.
Вчера вечером был у генерала Дынникова. (Экзаменовали капитана С., который был болен в день экзамена своего курса). Генерал сказал мне несколько теплых слов насчет моей работоспособности и еще чего-то, но он так формулировал свою мысль, что я очень плохо понял. Сегодня слабость прежняя. Аппетит есть, но на казенный суп с вечной фасолью не могу смотреть.
