Эстер Гессен - Белосток — Москва
Алеша окончил в Бостоне среднюю школу и поступил учиться в тот же бизнес-колледж, где преподает его мама. Он оказался прирожденным бизнесменом, и никто не сомневается в его будущей карьере. Причем не только в бизнесе. Уровень преподавания в тамошних школах таков, что многие троечники российских школ, приехав туда, становятся отличниками. Алеша окончил в Москве восемь классов. Учился неплохо, но наклонности у него были скорее гуманитарные, а с математикой он был постоянно не в ладах. Отметки по этому предмету у него колебались между тройкой и двойкой, и, когда угроза двойки становилась реальной, ему в пожарном порядке начинала давать уроки моя приятельница Людмила Акивис, преподававшая математику в другой школе. Приехав в Бостон и поступив там в школу, Алеша записался по математике в группу среднего уровня (там по каждому предмету класс делится на группы трех уровней — низкого, среднего и высокого). Спустя месяц его перевели на высокий уровень, а через полгода он уже был в своем классе светилом и подрабатывал, давая отстающим ученикам уроки математики. В колледже профессор математики назначил его своим платным ассистентом, а кроме того, он помогает своим ленивым, туповатым, но богатым однокурсникам заниматься едва ли не по всем предметам и неплохо на этом зарабатывает.
С его легкой руки также стал подрабатывать Костя, который изучает в Гарвардском университете литературу, очень хорошо пишет и, когда Алеша бывает перегружен, помогает его «клиентам» в сочинениях по литературе, искусству и другим предметам. Кто-нибудь может спросить: откуда литература и искусство в бизнес-колледже? Ответ прост: американские вузы стараются дать студентам возможность хотя бы частично наверстать то, чему их недоучили в средней школе. Поэтому независимо от профиля высшего учебного заведения молодежь на первых двух или трех курсах не только овладевает своей будущей специальностью, но и изучает литературу, историю искусств, философию, всеобщую историю и прочее.
Ну а я живу в Москве и тоскую по ним. Мы регулярно обмениваемся пространными письмами, говорим по телефону, я езжу к ним в гости. Лена с Алешей уже тоже побывали в Москве во время каникул, Саша за последние годы приезжал несколько раз по делам, Маша живет здесь постоянно, а теперь на один семестр в Российский государственный гуманитарный университет по обмену приехал Костя. Так что мне вроде бы не на что жаловаться. Но я с умилением вспоминаю времена, знакомые мне в основном по литературе, когда все поколения одной семьи проводили жизнь в одном и том же городе или местечке, никуда не уезжая. Там они рождались, жили и умирали. Как это было естественно и хорошо! А теперь все куда-то едут, одни на время, другие насовсем. И я чувствую, как вокруг меня образуется почти что вакуум. Тем более что мое поколение постепенно переходит в мир иной. Словом, как говорил поэт, «иных уж нет, а те далече». К тому же с января 1991 года я сижу без работы — закрылся журнал, в котором я трудилась без малого сорок два года.
К слову, в течение последних нескольких лет существования журнала, после смерти нашего главного редактора Саввы Дангулова, его возглавлял писатель Александр Проханов. О нем стоит вкратце рассказать, ибо его эволюция очень типична для советского общества. Он приобрел известность опубликованным в годы вторжения СССР в Афганистан романом «Дерево в центре Кабула», который прославлял этот шаг советских властей. Помнится, мой друг Михаил Геллер (муж моей близкой, умершей в Париже ифлийской подруги Евгении Хигриной, о которой я писала), профессор Сорбонны, политолог и исследователь советской литературы, писал об этой книге в парижской газете «Русская мысль», что для советологов, проживающих за рубежом, книги таких графоманов, как Проханов, намного ценнее творений талантливых писателей, поскольку талантливый писатель выражает в своем произведении себя, графоман же — генеральную линию партии. В ту пору, когда Проханов стал нашим главным редактором, в стране как раз началось возрождение религии. Ну и марксист Проханов, естественно, оказался в первых рядах, в связи с чем наш журнал стал в каждом номере печатать по несколько статей на соответствующие темы. Помню, что я переводила интервью с главным раввином города Киева, статьи о буддизме, индуизме, католицизме и протестантстве, не говоря уже о православии. К тому времени как журнал перестал выходить, религия уже стала банальной темой, и Проханов опять изменил направление: начал издавать фашистскую, националистическую газету «День», а когда ее закрыли после событий октября 1993 года, переименовал ее в «Завтра», выходящую по сей день. Недавно я случайно встретила Проханова на улице, и, хотя мы в течении нескольких лет общались по делам редакции почти ежедневно, мы оба сделали вид, что незнакомы. Мною двигало презрение, им же — стыд или, быть может, антисемитизм. Скорее даже последнее.
Пару лет назад, после довольно продолжительного перерыва, я съездила в Варшаву. Это было в апреле 1993 года, и целью моей поездки было присутствие на торжествах, посвященных пятидесятилетию восстания в варшавском гетто, где погибла большая часть моей семьи. Ну и заодно мне хотелось повидаться с моей кузиной Аней и с тамошними друзьями.
Торжества были отлично организованы и произвели на меня большое впечатление. Я старалась не пропустить ни одного мероприятия, связанного с этой трагической датой. Была на встрече на еврейском кладбище, на нескольких митингах у памятника героям гетто, на торжественном вечере во Дворце науки и культуры. Хотела съездить также в Белосток, где для удобства приезжающих из-за границы гостей намеревались первоначально отметить пятидесятилетие восстания в тамошнем гетто тоже в апреле, хотя оно вспыхнуло в августе. Но потом городские власти отказались от этой идеи и перенесли торжества на август. Мне было очень жаль, потому что в Белосток обещали приехать мои земляки из Израиля, и мы планировали встречу, в связи же с переносом даты они отложили свой приезд. Ну а я вторично приехать не могла, так как сразу по возвращении из Варшавы собиралась в Бостон — оба моих внука, Алеша и Костя, учились в одном классе, оканчивали школу и хотели, чтобы я обязательно присутствовала на так называемой Graduation ceremony, то есть на церемонии вручения абитуриентам аттестатов зрелости.
Если же вернуться к моему пребыванию в Варшаве, то хочу сказать, что меня там поразило явление, которое могло бы стать, на мой взгляд, предметом изучения для психологов и социологов. А именно — антисемитизм без евреев. Быть может, я ошибаюсь, но, по-моему, это нечто совершенно новое в истории не только Польши, но и мира вообще. Да, антисемитизм в большей или меньшей степени существовал с незапамятных времен во всех странах еврейской диаспоры. Но в этих странах проживали евреи, составлявшие какой-то реальный процент от общего числа населения. Что же касаемся Польши, то три с лишним миллиона евреев, живших там до войны, почти полностью уничтожил Гитлер, а из тех нескольких десятков тысяч, которые так или иначе спаслись, подавляющее большинство выжил из страны в 1968 году тогдашний генеральный секретарь польской компартии Гомулка. Отправляясь в Варшаву в 1993 году, я знала из газет, что во всей Польше существует девять еврейских общин, насчитывающих в общей сложности две тысячи человек, а это по отношению к численности всего населения (около сорока миллионов) составляет сотые доли процента. Итак, я приезжаю в страну, где евреев можно показывать местным туристам как этнические раритеты, и что вижу? В подземном переходе на перекрестке двух главных улиц Варшавы, Маршалковской и Иерусалимских аллей, во всю стену красуется яркая надпись Juden raus! что значит по-немецки: «Евреи, убирайтесь вон!» А у входа в Варшавский университет на стене крупными буквами написано, на этот раз по-польски (слово в слово повторить не могу, но содержание помню), что место евреев в двух метрах под землей, то есть на кладбище. Я была этим потрясена и совершенно убита, и с тех пор у меня нет никакого желания посещать страну моего детства.
