Борис Вадимович Соколов - Буденный: Красный Мюрат
Стоявшие в резервных колоннах 9, 10 и 13-я конные бригады оставались зрителями и вместо того, чтобы ударить противника с обоих флангов, не получая никаких распоряжений, видя красных у себя непосредственно перед глазами, обрушившихся всей массой на 14-ю бригаду, оглушенные криками «ура!» и пулеметной трескотнёю, толпою бросаются направо назад, оставив красным всю артиллерию, около 20 орудий, которая не только не сделала ни одного выстрела, но даже не заняла позиции. Стреляли только две батареи 14-й бригады, причем 10-я конная батарея доблестного войскового старшины Бочевского, открыв ураганный огонь по атакующим красным, внесла в ряды их большое замешательство, заставив их задержаться, и тем дала возможность частям 14-й бригады сейчас же за станицей Плоской оторваться от противника, прийти в порядок и прикрыть отход конной группы…
…Мы проиграли бой благодаря растерянности начальника, имея все данные для того, чтобы его выиграть: и выгодное положение, и перевес в численности, и настроение казаков, ободренных недавними успехами – разгромом кавалерийской дивизии Гая и 28-й стрелковой дивизии Азина с пленением начальника дивизии. Как будто нас преследовал какой-то злой рок – ошибки за ошибками, переходящие в преступления».
И общий вывод Александра Васильевича: «После неудачного боя 12 февраля конной группы генерала Павлова у станицы Плоской (Ново-Корсунский) началась Голгофа белой конницы».
А вот как Г. Н. Раковский описывает подоплеку рейда группы генерала Павлова, призванного спасти Вооруженные силы Юга России от разгрома: «Кавказская армия, переименованная тогда уже в Кубанскую, окончательно распылялась, и казаки чуть ли не поголовно расходились по домам, не желая оставаться на фронте. В правофланговой армии, таким образом, было не более трех тысяч штыков и шашек. Между тем вся Конная армия Буденного, оправившись от разгрома, 29 января двинулась на Тихорецкую. Это имело огромное значение, ибо командованием были получены точные сведения о новом плане большевиков, который заключался в том, чтобы производить дальнейшие переброски войск из Центральной России в Ставропольском направлении и центр тяжести своих действий ввиду неудач, постигших их в январе на Дону, перенести на вновь формирующуюся Кубанскую армию.
Вот здесь-то у донского командования возник план, который был одобрен командирами корпусов Донской армии. Ввиду нездорового, полубольшевистского настроения на Кубани предоставить кубанцам испытать прелести советского рая, а самим, невзирая на действующего в тылу Буденного, двинуться самым решительным образом на север. Разбить всю армию, которая стояла перед донцами в то время, как думали представители донского командования, было нетрудно. После этого предполагалось пойти вперед, на север, в зависимости от обстановки. Буденный, если бы двинулся в Екатеринодар, оказался бы изолированным или, во всяком случае, лишенным подвоза, связи и особого вреда принести бы не мог.
План этот уже почти начал приводиться в исполнение, но против него категорически высказался главнокомандующий. Не соглашаясь со смелым решением, Деникин указывал на то, что нельзя бросать базу, бросать раненых и т. д. Командующий Донской армией возражал, что семьи и раненые очутятся в ужасном положении, если вооруженные силы будут отходить на юг и вести длительные бои. Не согласился с этим планом и Кутепов, который ссылался на усталость корпуса после ростовских боев, на раненых, больных, на семейства офицеров, которые пришлось бы бросить.
Таким образом, осуществить задуманную чрезвычайно рискованную, хотя, как показали последовавшие события, и менее, несомненно, чем отход на Новороссийск, операцию не удалось, а потому и решено было снять и перебросить главную массу донской конницы, составлявшую группу Павлова, для действий против конницы Буденного. Павлову было приказано атаковать Буденного в направлении на Торговую, для чего двинуться форсированным маршем и ликвидировать как можно скорее нажим на Тихорецкую. В это время советская дивизия Гая переправилась через Дон и начала давить на правый фланг 1-го Донского корпуса. 3 февраля Павлов разбил дивизию Гая и двинулся на Торговую. 4 февраля из штаба Донской армии Павлову была послана телеграмма с приказанием дать дневку частям, причем в штабе предполагали, что Павлов, отправляясь из района хутора Веселого, где он находился, к Торговой, пойдет за Маныч и воспользуется для дневки станицей Платовской, чтобы не морозить казаков в степях. Но Павлов, стремясь как можно скорее столкнуться с Буденным, нашел необходимость идти по необитаемому левому берегу Маныча, по безлюдным степям, без дорог, по компасу. 4 февраля Павлов атаковал Шаблиевку, где чуть было не захватил в плен самого Буденного, но атака была благодаря метели и морозам разрозненной, а потому и неудачной. 5 февраля Павлов принужден был отойти к станице Егорлыцкой. Во время этого похода благодаря сильному морозу и ветру, благодаря полному отсутствию жилья половина корпуса в буквальном смысле слова вымерзла. Вместо 10–12 тысяч шашек после этого рейда по строевому рапорту в отборной конной группе осталось 5,5 тысячи шашек. Остальные, в том числе и сам Павлов, и весь командный состав, были обморожены или же совершенно замерзли…
Это был колоссальный удар для Вооруженных сил на Юге России. Правда, 7 февраля добровольцами был взят Ростов, но какое это могло иметь значение, когда не была разбита живая сила противника и конница Буденного заходила далеко в тыл со стороны Торговой – на Тихорецкую, когда фронт и тыл были потрясены тем уроном, который понесла от морозов донская конница.
Непосредственно после рейда, когда конница Павлова отдыхала в районе станции Атаман, я был на этой станции и беседовал с казаками и офицерами. Ужасом веяло от рассказов участников этого похода. Четыре дня шла донская конница по безлюдным степям. В 24-градусный мороз с сильным ветром буквально негде было остановиться и укрыться от холода. Ночевали в необитаемых зимовниках донских коннозаводчиков, причем один зимовник из нескольких избушек приходился на целую дивизию. Лишь немногим счастливцам удавалось попасть под крышу. Остальные ютились возле заборов и своих лошадей. Даже для костров не было топлива.
– Последнюю ночь, – рассказывали мне участники рейда, – мы стояли под Торговой. Большевики энергично обстреливали нас, но пули никого не пугали. Страшнее был мороз. Тысячи обмерзших остались позади нас в степях. Их засыпала уже метель. Уцелевшие жались возле своих лошадей. Стоишь пять-десять минут. Чувствуешь, что начинаешь дремать, что засыпаешь, падаешь… Еще несколько минут – и уснешь вечным сном. Встряхнешься. Подойдешь к соседу – видишь, что и он замерзает. Что делать? Бросаешься на него, падаем вместе на снег… Начинаем драться самым настоящим образом. Отогреешься и… как будто минут на пятнадцать-двадцать легче станет.
