Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера
Я смог понять, что австрийский федеральный президент Миклас все еще медлит с назначением Зейсс-Инкварта. Поэтому обсуждался вопрос, следует ли вермахту вступить в Австрию или же нет. Но поскольку приказ войскам необходимо было (чтобы завтра все прошло как положено) отдать до 19.30, Геринг настаивал на том, чтобы Зейсс-Инкварт продолжал выполнять свои обязанности и прислал в Берлин телеграмму с просьбой к германскому правительству направить в Австрию войска с целью избежать кровопролития. Таким образом, Зейсс-Инкварт оказался вынужденным по настоянию Геринга по телефону запросить введения германских войск. А вскоре Миклас объявил о его назначении федеральным канцлером. Но было слишком поздно. Приказ уже поступил в войска. Акция началась. Люфтваффе было приказано загрузить свои бомбардировщики пропагандистскими материалами, листовками и флагами со свастикой, которые следовало на другой день разбрасывать над Австрией. Незадолго до того Шушниг в своем последнем обращении по радио к народу дал приказ австрийским войскам при возможном вступлении в страну вермахта отходить без сопротивления. Итак, стало ясно: завтрашнее вступление в Австрию сможет произойти в форме мирного занятия ее территории. Я никогда не сомневался, что именно так оно и будет.
Еще до своего отъезда на лечение я слышал, что наша адъютантура должна увеличиться на одного офицера. От кого исходило это требование, не знаю. Но предполагаю, в этом было заинтересовано ОКВ. Хотя Шмундт и был офицером сухопутных войск, Гитлер считал его человеком ОКВ. Однако сухопутные войска желали, как во времена Хоссбаха, иметь прямой доступ к Гитлеру без посредства ОКВ. Фюрер с этим согласился, но потребовал, чтобы это ни в коем случае не был офицер генерального штаба. Как я потом слышал, Шмундт тоже приветствовал усиление адъютантуры офицером сухопутных войск, так как это означало для него лично уменьшение нагрузки. Но в подборе кандидатуры он не участвовал и нового офицера не знал. Я же познакомился с ним впервые в тот бурный вечер. Это был 32-летний капитан Герхард Энгель из 27-го пехотного полка в Ростоке. Теперь нас, адъютантов, было четверо, по одному от каждой составной части вермахта, а также Шмундт в качестве старшего, так сказать, «Primus inter pares»{104}. В течение следующих пяти лет мы работали вместе дружески и без помех в качестве адъютантов нового Верховного главнокомандующего вермахта. Теперь мы стали военными адъютантами Гитлера, а не, как прежде, так называемыми «офицерами связи» фюрера с нашими видами вооруженных сил. Для меня ничего нового в этом не было. Личная адъютантура Гитлера одновременно была усилена и еще двумя молодыми фюрерами СС – Вюнше и Вальсом, которые выполняли обязанности офицеров-ординарцев.
В субботу, 12 марта 1938 г., в 8 часов утра Гитлер вылетел с берлинского аэродрома Темпельхоф в Мюнхен-Обервизенталь. Три «Ю-52» предназначались для многочисленных сопровождающих. Большинство из них не знали ни о цели полета, ни о его местоназначении. Мы приземлились в Мюнхене около 10 часов, нельзя было не считаться с тем, что все это может оказаться акцией военного характера. В самолете Гитлера вместе с ним впервые летел Кейтель. По прибытии офицер командования Мюнхенского военного округа прямо на аэродроме доложил фюреру обстановку. Затем, мы пересели на знакомые нам по прошлогодним маневрам трехосные серые автомашины, и колонна устремилась вперед. Двигаясь с большой скоростью в открытых машинах при ледяной стуже, мы около 12 часов дня прибыли в Мюльдорф-на-Инне. Здесь фюрера встретил генерал фон Бок{105} – командующий 8-й армией (которая в самом спешном порядке была сформирована из дислоцированных в Баварии соединений сухопутных войск; кроме того, ей был придан переброшенный из Берлина полностью моторизованный лейб-штандарт СС «Адольф Гитлер»{106} ). Бок доложил о передвижениях наших войск. Вот уже два часа как германские войска перешли границу Австрии, ликующее население встречает их с цветами. Имперский шеф печати дал обобщенную сводку первых откликов из заграницы.
После короткого разбора обстановки фюрер решил немедленно ехать дальше, в Линц. Никаких политических и военных осложнений он не ждал.
Около 15 часов мы выехали к р. Инн в районе Браунау, на границу между Австрией и Германией. На мосту возникла пробка из военных автомашин и жителей приграничных населенных пунктов. Машина Гитлера с трудом въехала на австрийскую территорию и в город, где он родился. Ликование было неописуемым. Звонили колокола, 120-километровая поездка от Браунау до Линца была подобна триумфальной. Мы продвигались куда медленнее, чем ожидали. Все шоссе были забиты колоннами вступающих войск, а в городах и деревнях мы едва прокладывали себе путь среди ликующих толп.
С наступлением темноты мы наконец прибыли в Линц. Люди уже часами ожидали на улицах появления Гитлера. На Рыночной площади был черно от людей. О продолжении поездки нечего было и думать, фюреру пришлось выйти из машины и пешком проделать путь до ратуши. Там его уже ожидал Зейсс-Инкварт. Они вместе поднялись на балкон. Я стал свидетелем исторического момента, и он произвел на меня глубокое и незабываемое впечатление. Звучал колокольный звон, раздавались нескончаемые выкрики «Хайль!». Зейсс-Инкварту с трудом удалось добиться тишины и произнести слова своего приветствия. В кратком обращении Гитлера к собравшимся чувствовалась его глубокая взволнованность.
Сопровождаемые бесконечными возгласами «Один народ, один рейх, один фюрер! », мы поехали в отель «Вайнцингер». Суматоха в этом отеле, пока все наконец не разобрались, была неописуемой. Гостиничная кухня с трудом выдерживала такой натиск. Позвонить по телефону было совершенно невозможно. Имелась только правительственная связь для главы германского государства.
У гражданского аппарата фюрера дел было полно. Надо было писать законы, поэтому из Берлина затребовали Штуккарта, он прибыл в воскресенье. Уже вечером 12 марта Гитлер в оживленной беседе дал понять, что «никаких полумер» не желает. Сам он то находился под впечатлением невероятного ликования австрийского населения, то давал пищу для сообщений зарубежной прессы. Хотя иностранные газеты критиковали шаг фюрера и во множестве тенденциозных комментариев самым резким образом предупреждали насчет его последствий, но тем не менее признавали присоединение Австрии к рейху свершившимся фактом.
Штуккарт подготовил «Закон о воссоединении Австрии с Германским рейхом», и Гитлер подписал его в тот же день. Тем самым Австрия объявлялась «землей Германского рейха». Закон устанавливал дату проведения народного голосования – 10 апреля. Другое распоряжение провозглашало, что австрийское федеральное войско должно немедленно присягнуть на верность Гитлеру и таким образом стать составной частью германского вермахта. А затем произошло нечто и мне непонятное. Фюрер поручил гауляйтеру гау Саар-Пфальц Йозефу Бюркелю провести реорганизацию нацистской партии в Австрии, а позже назначил его имперским комиссаром по воссоединению Австрии с Германским рейхом, дав ему далеко идущие полномочия. По нашему мнению, тот факт, что Бюркель после плебисцита о присоединении Саарской области к Германии организовал там нацистскую партию, вовсе не означал его пригодности для Австрии. Саарец Бюркель должен был восприниматься людьми в «Остмарке» (как отныне стали именовать Австрию) в качестве инородного тела. Впоследствии выяснилось, что он действительно оказался наиболее непригодным для Австрии, и в 1940 г. Гитлер отправил его обратно в Саар. Но до этого он причинил Вене много зла.
