Альфред Штекли - Томас Мюнцер
Теперь все это кончилось. Ахтманы зорко следили, чтобы казенные денежки не оседали в карманах советников. Предместья почувствовали свою силу. Обстановка благоприятствовала возвращению Пфейфера. За три с лишним месяца, которые он отсутствовал, в его взглядах произошла разительная перемена. От увлечения Лютером не осталось и следа. Мюнцер, вот кто прав! Монастыри и замки надо разрушить, алтари сломать, попов и книжников гнать в три шеи! Всю зиму Пфейфер проповедовал необходимость силой избавляться от духовенства. На улицах ненавистным попам не давали проходу.
В тот самый день, когда была сожжена маллербахская часовня, в деревню Аммара пришли мюльхаузенцы. Вместе с крестьянами они заявились в церковь. Они привели с собой проповедника, беглого монаха, и хотели его послушать. Им надоели поповские бредни, и пусть с амвона говорит человек, разумеющий истину! Приходский священник стал протестовать. Тогда один из мужиков вырвал у него распятие и так его избил, что тот едва унес ноги. Негодующая толпа вломилась к нему в дом и разнесла все в пух и прах.
Маллербах и Аммара — не случайное совпадение. В Аммаре тоже действовали близкие Мюнцеру люди.
Великие преобразования, в которых нуждается мир, требуют, чтобы была изменена даже сама природа людей. Человеку следует отрешиться от всего личного, чтобы постоянно думать об общем благе.
На пасху у Оттилии родился сын. Жена шоссера, бывшая при родах, вбежала к Мюнцеру со счастливой вестью:
— Господин магистр, возблагодарите бога: он послал вам первенца!
Томас не выдал ни своего волнения, ни охватившей его радости, словно был глух и нем. Женщина, пораженная его молчанием, ушла. Непроницаемым было лицо Мюнцера. Надо умерщвлять все, что делает человека рабом его личных привязанностей. Целое неизмеримо важней частного.
Сожжение маллербахской часовни вызвало настоящую бурю. Аббатиса подала курфюрсту жалобу. Обычно уравновешенный Фридрих вышел из себя. Наглые поджигатели уничтожили знаменитую святыню!
Он потребовал объяснений. Власти боялись и собственных сограждан и князей. На что решиться? Конечно, в городе для многих не составляло тайны, кто участвовал в набеге на Маллербах. Что же выходит? Магистрат и шоссер знают зачинщиков и оставляют их на свободе? Нет, нет, зачинщики им неизвестны. Один бог ведает, отчего сгорела часовня.
Послание курфюрсту составляли сообща. Тон задавал Мюнцер. Не обороняться — нападать! В беспорядках виноваты сами монахини. Если бы не их вызывающее поведение, то все было бы спокойно. А теперь они еще донимают курфюрста своими лицемерными жалобами.
«Мы должны ежедневно выслушивать от наших врагов, ненавидящих нас за верность Евангелию, что они хотят нас похватать, разорить, увести в полон, сжечь. Если каждый раз, как нам угрожают, мы бы обращались с жалобами, то ваша милость не имели бы покоя ни днем, ни ночью».
Ответ Фридриху не отличался особым смирением. Никто без причины не станет задевать монахинь и священников. Знали бы они только свое место. Однако им не терпится повсюду строить козни. Проповедь Евангелия они называют ересью. А этого праведные люди больше не могут сносить.
Хороши праведники, которые расшибают в куски иконы! Курфюрст велел своему брату герцогу Иоганну вызвать в Веймар шоссера, шультейса и нескольких членов магистрата.
При дворе они оправдывались изо всех сил, твердили, что не знают преступников, учинивших кощунственное злодейство. Но герцог не принял никаких отговорок и строго-настрого приказал в две недели найти виновных и предать их суду.
Когда шоссер и его спутники возвратились в Альштедт, Томас при огромном стечении народа напустился на Фридриха. Тот желает во что бы то ни стало покарать смелых и честных людей. Не стесняясь в выражениях, Мюнцер дал курфюрсту основательную взбучку.
Город волновался. Повсюду собирались люди. Князья берут под защиту монастырь! Ворон ворону глаз не выклюет! Выдать зачинщиков? Как бы не так! Прав брат Томас, когда говорит, что всех тиранов надо свергнуть!
Один из последователей Мюнцера призывал избрать новую власть: «Вы, любезный народ, видите сами, что делают наши господа. Именно они с самого начала основывали монастыри и церкви, эти, точнее выражаясь, публичные дома и притоны разбойников. Именно они до сих пор сохраняют их и извлекают из этого пользу. Вы глупцы, раз признаете таких людей за господ. Выберите себе сами правителя и отвергните саксонских князей. Они лишь дерут с вас три шкуры. Но вы столь слепы, что считаете их за господ. Откажитесь от них, а если будете им писать, то пишите не «божьей милостью герцоги Саксонии», а «божьей немилостью герцоги Саксонии и не господа наши».
Попробуйте-ка связать поджигателей, когда кругом такие речи! Быстро пролетела неделя, а приказ оставался невыполненным. Шоссер, шультейс и магистрат обратились к Иоганну с просьбой продлить срок, назначенный для розыска злодеев. Действовать приходится очень осторожно: «Мы боимся схватить невинного вместо виновного. Из-за этого в нашей общине возникло бы великое возмущение!»
Истекла вторая неделя, подходила к концу и третья, а виновных так и не задержали. Шоссер чувствовал себя между молотом и наковальней. Герцог настаивал на исполнении приказа. Цейс не хотел впасть в опалу и умолял, чтобы Иоганн, помня о его прежних заслугах, простил бы ему проволочки. Не нерадивость тому причиной. Ведь за последние Тридцать лет мало кто из должностных лиц умер в Альштедте собственной смертью. Они были застрелены или заколоты. Пусть милостивый государь примет во внимание страшнейшую опасность и подумает о судьбе своего верного слуги.
Но герцог был неумолим. Цейс не знал, что делать. Если он будет и дальше медлить, то его сочтут соумышленником злодеев. Наконец 4 июня он решился и велел страже схватить Килиакса Кнаута, одного из тех, о ком было известно, что он участвовал в сожжении часовни. Кнаута привели в замок и заперли в темницу.
Мюнцер бросился к Цейсу. Тот оправдывался: он бы никогда не посадил Кнаута, если бы не жесткий приказ. Почему никто не хочет войти в его, шоссера, положение? С превеликой радостью отпустит он узника, лишь бы не возражал герцог. Может быть, магистр Томас сумеет убедить Иоганна, что люди, спалившие часовню, вовсе и не злодеи?
Конечно! Послание начиналось с заверений, что альштедтцы не думают об ослушании. Маллербахские события отнюдь этому не противоречат. Часовню действительно уничтожили, но это не преступление, а справедливая борьба против идолопоклонства, к которой призывает и библия.
«Бедные люди по неведению почитали в Маллербахе под видом Марии дьявола и молились ему. И если теперь этот дьявол сокрушен, благочестивыми людьми, как мы можем помогать, чтобы по сатанинскому наущению их хватали и сажали в темницу?!»
