Эдуард Макаревич - Интимные тайны Советского Союза
И когда однажды из-за вражды двух немецких ведомств девушкам из лучших публичных домов вручили предписание явиться на сборный пункт для отправки в Германию, их спасли их же клиенты и друзья из эсэсовского полка, стоявшего в окрестностях Харькова. Ночью, связав армейскую охрану, эсэсовцы освободили своих подруг и увезли к себе в казарму. Там забавлялись с ними, пока конфликт не был улажен.
А потом в город пришли наши, на сей раз окончательно. И еще долго после этого женщины с улицы Кузнецкой прятали модные прически по-парижски «валиком», заматывая головы неброскими платками, отвыкали говорить по-немецки, с грустью вспоминали своих клиентов. «Ох, где же ты теперь, проказник Ганс, милый Курт или Петер-весельчак?! Где вы, парни, Вилли, Фридрих, Карл?!»
Здесь, в Харькове, в конце 1943 года состоялся первый судебный процесс над карателями, убивавшими людей. Людей этих, среди которых были в основном евреи и коммунисты, брали в большинстве случаев по доносам соотечественников. Карательная группа из трех немцев и одного русского уничтожала обреченных в специально оборудованном автомобиле фирмы «Мерседес», где выхлопные газы подавались в герметичную камеру. «Фергазунгсваген» – называлась она, «газовый вагон». Около трех тысяч человек умертвили они. Карателей вешали на площади, прилюдно, по приговору суда. Начальник этой группы, капитан из зондеркоманды Вильгельм Лангхельд держался стойко и на суде, и в петле. Русский, шофер «душегубки», что подавал газ в камеру, падал от ужаса, как мешок. Только с третьего раза натянули на него удавку. Толпа на площади сосредоточенно молчала. Может быть, в ней стояли и доносчики, и те женщины с улицы Кузнецкой, которые выжили в умирающем Харькове, где в первую же военную зиму погибли от холода и голода тысячи жителей его.
Эту категорию женщин не обошло тогда перо неистового публициста Ильи Эренбурга. В 1943 году в своем памфлете «„Новый порядок“ в Курске» он представил воюющей стране девушку из курского публичного дома, что был на улице Невского. Дом на улице Невского тоже неплохо знали в немецких частях.
«Смазливая девушка. Выщипанные брови. Карминовые губы. Прежде она была студенткой Курского пединститута. Ее соблазнили подачки немецких офицеров, французское шампанское. Ее соотечественники пятнадцать месяцев мужественно сражались. Люди отдавали свою жизнь, чтобы освободить Курск. А она услаждала палачей своего народа. Она сейчас сидит у меня в комнате и плачет. Позднее раскаяние. Измена, как ржа, разъела ее сердце. На улице праздник, люди смеются, обнимают бойцов. А она сидит в темной комнате и плачет. Она стала отверженной для себя самой, и нет кары тяжелее».
А потом Эренбург пишет о немецком порядке в Курске, частью которого была эта студентка:
«Ресторан для немцев. Кино для немцев. Театр для немцев. Кладбище для немцев. Для русских? Ров в Щетинке – там зарывают расстрелянных…
…Закрыли школы. Закрыли театры. Закрыли библиотеки. Что они открыли? Дом терпимости на улице Невского. Открыли торжественно. Герр доктор Фогт произнес речь: „Мы несем веселье в ледяную пустыню“.
Они не принесли веселья. Они принесли заразу. Перед войной в Курске совершенно исчез сифилис. Немцы заразили Курск. По немецкой статистике среди гражданского населения регистрировалось в декаду от 70 до 80 случаев заболевания венерическими болезнями. Больных отправляли в городскую тюрьму. Свыше сотни из них немцы убили. Эти сифилитичные павианы оставили после себя не только развалины и ров в Щетинке. Они оставили страшную заразу».
Вероятно, немало тогда появилось молодых женщин и девушек, сладко привечавших немцев, если гуляла по оккупированным землям безыскусная песня о них, сочиненная безвестным автором на мотив популярной довоенной «Спят курганы темные». Текст ее потом оказался в Белорусском музее истории Великой Отечественной войны.
Лейтенантам-летчикам девушки любимые
Со слезами верности о любви клялись,
Но в пору тяжкую соколов забыли вы
И за корку хлеба немцам продались.
…
Молодые девушки немцам улыбаются,
Позабыли девушки о своих парнях…
…
Но вернутся соколы, прилетят желанные,
С чем тогда вы, девушки, выйдете встречать?
Торговали чувствами, торговали ласками,
Невозможно, девушки, это оправдать.
Под немецких куколок вы прически сделали,
Ногти перекрасили, крутитесь юлой.
Но не нужно соколам ни ногтей, ни локонов,
И пройдет с презрением парень молодой.
Немало немцев запомнили сладостные дни, проведенные на той войне с подругами из Таганрога, Харькова и Курска, и еще из сотен городов и городков. А в 130 километрах от того же Таганрога, в 340 от Харькова, в городе Краснодоне, что в Ворошиловградской области, в один из вечеров декабря 1942 года на сцену городского клуба вышла восемнадцатилетняя Любовь Шевцова. Ее номер был третий в концерте. Пела она проникновенно, а потом самозабвенно била чечетку. Изголодавшиеся по дому, накачанные шнапсом и украинской самогонкой, немцы ревели от восторга.
Любовь Шевцова после школы, которую закончила здесь, в Краснодоне, прошла обучение радиоделу в спецгруппе НКВД в Ворошиловграде и была оставлена на подпольную работу под именем «Григорьева».
«Справка на радиста разведывательно-диверсионной резидентуры „Буря“ по Ворошиловградской области Шевцову Любовь Григорьевну… Окончила курсы с оценкой на „хорошо“. Тов. Шевцова обладает всеми необходимыми качествами для работы в тылу, а именно: сообразительная, находчивая, может выйти из затруднительного положения. Может быть зачислена в группу „Кузьмина“ для оставления в г. Ворошиловграде. Начальник отделения… л-т госбезопасности Горюнов».
Ее предали дважды. Сначала командир ее группы «Кузьмин», который сбежал, когда немцы заняли город. Тогда она стала сама искать связь с подпольем. И скоро вышла на «Молодую гвардию», ту «Гвардию», о которой роман Александра Фадеева, выброшенный в начале 90-х годов из школьных программ по литературе. «Молодую гвардию» создали десятиклассники краснодонских школ. Сами создали. Как-то не прониклись они тогда идеей цивилизации, которую несли германские солдаты и чиновники. Сталин, впоследствии прочитав роман Фадеева, удивился, что «сами», без подсказки и помощи старших товарищей. Поправил Фадеева, и тому пришлось вводить в роман фигуру коммуниста Лютикова. А ведь вождь мог гордиться этим упрямым, новым, самостоятельным поколением, воспринимавшим страну как свою родину, готовым сложить голову за нее. Это было первое поколение, воспитанное советской властью, и оно отличалось от отцов в определенной мере. Страна и победу-то в войне одержала благодаря прежде всего этому поколению: из каждых ста человек рождения 1922–1925 годов лишь трое вернулись с фронта. Но и в нем вместе с героями обжились и предатели, правда, числом значительно пожиже.
