Соломон Перел - Гитлерюнге Соломон
Вспомнил я и сестру Берту, красивую, хорошо сложенную молодую девушку. Она учила меня танцевать медленный фокстрот и танго под музыку из радио. Потом пришли другие ритмы. По радио мы слушали иностранные передачи. Каждый раз, когда местная газета сообщала, что будет передаваться речь Гитлера, у нас дома царило страшное напряжение. Гитлер прекрасно знал, как завести народ. У нас это вызывало панический ужас. С театральным пафосом он предсказывал лишения, нужду, опустошение, если немецкий народ не проснется и не выступит против Версальского договора. До сих пор у меня в ушах его крик: «Если международному финансовому еврейству еще раз удастся наш народ втянуть в мировую войну, чтобы еще больше извлекать выгоды, за этим последует истребление еврейской расы!» Как же быстро это стало осуществляться! Даже в самом ужасном сне я не мог себе представить, что буду ему присягать и числиться среди его приверженцев.
Не знаю, как долго я так стоял.
Вдруг за дверью я услышал шаги. В момент я покинул лестницу и вышел на улицу. По дороге я заглянул на задний двор Аарона Горецкого, где мы играли в настольный теннис. Конечно, стола уже не было. Что-то во мне сопротивлялось признать, что мир, который казался таким прочным, в один момент можно стереть, не оставив в живых ни одного из его свидетелей. Бесцельно я слонялся по улицам.
Меня магически тянуло к кварталу, где находилась улица Законтна. В часы между поездками через гетто я теперь ходил туда гулять. Во мне еще не стерлись шокирующие картины гетто, а контраст с ними безмятежности по эту сторону стены разрывал мне сердце.
Погруженный в свои мысли и воспоминания, я не сразу заметил прелестную молодую девушку рядом со мной. С соблазнительной улыбкой она удивленно посмотрела на мою черную униформу. У меня на уме было совсем иное, нежели светские радости или романтические встречи, и все-таки я к ней повернулся и спросил, чем вызвано ее любопытство. «Вы действительно член гитлерюгенда из рейха?» — спросила она немного смущенно. «Да, в Брауншвейге, я из Северной Нижней Саксонии», ответил я с немецкой гордостью.
Она говорила по-немецки со славянским акцентом. Очевидно, передо мной тоже фольксдойче. Я обрадовался тому, что со мной заговорили, и пригласил ее погулять. Она согласилась, и мы пошли дальше в том же направлении. Да, моя партнерша была под впечатлением от такой встречи, а я как бы забыл о наполненном болью себе — настоящем. Моя новая подруга смотрела на меня с нескрываемым удивлением. Она рассказала, что со своими родителями приехала из Украины в порядке проведения переселенческой политики.
Ее отец служит где-то на востоке, а она с матерью и сестрой живет в новой квартире, которую дали им бесплатно. По ее словам, она еще никогда не была в рейхе, и это ее страстная мечта. Она уже встречала солдат вермахта, но такого, как я, гитлерюнге, еще нет.
Молодые немцы почитали гитлерюгенд и надеялись, что это движение скоро будет организовано и в Лодзи. Ее восторг был искренним, и мне доставляло удовольствие с ней разговаривать. Меня трогало, что именно меня судьба выбрала представлять элиту, в которую я входил против своей воли. Чтобы ее не разочаровывать и соответствовать роли представителя рейха, я притворно выражал такой же восторг.
Я радовался тому, что встретил, хотя и необычным образом, молодую душу и что между нами завязываются отношения. Это был маленький цветущий оазис посреди окружавшей меня пустоты, маленький праздник посреди драмы, в те дни разыгравшейся перед моими глазами. Как-то он вытеснял жуткие впечатления, грозившие убить во мне всякую надежду.
Весело, с налетом флирта мы продолжали беседу. Мне была необходима радость, быть может, затем, чтобы моей душе не томиться иными чувствами, чтобы компенсировать постоянно меня преследующий страх. Трагические события и вид смерти в эти каникулы не умалили во мне воли к жизни. Так ли уж это необычно?
С наступлением ночи я попрощался с девушкой и поспешил в мой «народный отель», мой «приют на все четыре стороны», на вокзал Лодзь-Калиская. Мы договорились встретиться на следующий день, чему я был очень рад.
Мне так и не выпало счастья увидеть своих родителей. Юпп же, в противоположность безутешному, тонущему в своих страданиях Салли, имел потрясающий успех.
Так прошел день, когда я на трамвае проехал через гетто. На следующий я направился к назначенному пункту встречи. Девушка была уже на месте. Она не скрывала радости снова меня видеть. Мы опять совершили долгую прогулку до окраины города. В какой-то момент наши руки соединились. Я почувствовал, как кровь течет быстрее и я снова оживаю. Руки, касающиеся друг друга, означать могут разное, но символом являются многому. Это прикосновение глубоко в меня проникло и стало незабываемым.
Мы продолжали болтать о предыдущем дне. Юношеский восторг у молодых людей быстро переходит в сердечные отношения. Исходившая от девушки волна меня растрогала, хотя я сознавал, что обязан этим недоразумению. Разве ее не научили ненавидеть того, кем я был на самом деле? И все-таки ее чувства убавляли мое горе.
На обратном пути меня ждал сюрприз. Преодолев легкий страх, девушка меня пригласила справить завтрашнюю новогоднюю ночь у нее дома. Сначала я ответил уклончиво — на душе у меня было не так хорошо, чтобы праздновать. Но отказываться тоже не хотелось. В конце концов я принял приглашение — оно ведь шло от сердца. Я спросил адрес. Каково же было мое изумление, когда в ответ услышал: «Я живу недалеко от того места, где впервые с тобой заговорила, в большом угловом доме № 17 на улице Законтна». О Всемогущий! Происки судьбы не останавливаются ни перед чем! Быть приглашенным в дом, где прошло твое счастливое, но разрушенное детство! Есть, пить и танцевать там, где каждая кафельная плитка мне напомнит о смехе Давида, о любви Исаака, уроках танго Берты и, прежде всего, о моих любимых родителях! От себя я не скрывал, что это вопреки здравому смыслу. Но решающим оказалось желание побывать в семье и свою горечь отодвинуть на задний план.
Я еще не знал, на каком это будет этаже и в какой квартире. Мысль о том, что речь идет о нашей конфискованной квартире, сводила меня с ума. Меня снова толкали в мое прошлое, а я этого боялся. Не буду ли я в роли гостя возвращаться к моим воспоминаниям?
Не зная этого, девушка проложила мостик между мной и моим прошлым. Она не представляла, что ее приглашение значит для меня. Если бы я от него отказался, не мог бы себе того простить. Чем оно станет, это необычное путешествие в прошлое — праздником или скорбью?
Может, то будет встреча Юппа и Салли во всех ее противоречиях? Быть может, радость и печаль столкнутся в этом доме и я освобожусь от воспоминаний?
