Дмитрий Володихин - Царь Федор Иванович
Борису Федоровичу приходилось разумно экономить, не браться за рискованные проекты, маневрировать малыми резервами. Он принужден был, располагая невеликим военным и экономическим потенциалом, везде успевать, всюду закрывать бреши, вести хитрую дипломатическую игру компромиссов, драться только там, где это становилось неизбежным. Но при этом социальное напряжение постепенно нарастало, поскольку снаряжать войска и строить города стоило людей, денег, транспортных средств, а все это приходилось выжимать из страны со сравнительно слабой экономической основой. Брали много. За мир. За спокойствие центральных областей. За стабильность. За возможность выводить каждый год полноценную армию к Оке — сторожить крымцев. Крестьянство, державшее страну на своем хребте, едва выносило бремя государева «тягла». Земледельцы бегут от пашни, ищут счастливой доли у новых хозяев, подаются в казаки. Во второй половине 1590-х правительство принимает драконовские меры по сыску беглых холопов; мало того, в 1597 году объявляется пятилетний сыск крестьян, ушедших от помещиков в нарушение законов. Перегнул ли Борис Федорович палку, выкачивая ресурсы из страны путем нажима на крестьянство? Видимо, все-таки нет — во всяком случае в царствование Федора Ивановича.
Годунов, сколько мог, удерживал страну на грани Смуты. В своей политической деятельности он блистает не столько гениальными комбинациями, сколько гениальной расторопностью, умением упрямо продолжать игру, имея плохую карту на руках, и в конечном итоге уходить от поражения. Он ведет политику с большой осмотрительностью и осторожностью, предпочитая надежность сколько-нибудь серьезному риску.
Надо признать, баланс побед и поражений России как за время работы «аристократического» правительства, так и при единоличном доминировании Бориса Федоровича в делах правления сложился явно в пользу нашей страны. Полтора десятилетия стабильности дорогого стоят…
Может быть, и вытащил бы Годунов Московскую державу из стесненных обстоятельств, если бы сам не стал для нее большой проблемой. Ведь царь, который для собственной аристократии — недоцарь, недостойный престола выскочка, человек, «низкий по отечеству», — это очень серьезная проблема для страны… Как знать, проживи Борис Федорович дольше, справился бы он со Смутой, задушил бы ее в зародыше, нет ли, но судил ему Бог расстаться с жизнью на заре великой борьбы. И московская служилая знать спокойно радовалась, когда уничтожали семью Годуновых, когда исторгали жизнь из несостоявшейся династии. В 1590-х Борис Федорович правил страной, мало стесненный волею действительного монарха и с ног до головы увешанный почетными титулами. В 1595 году дьяк В.Я. Щелкалов по ходу дипломатического приема ввел в официальный оборот окончательный их список: «…правитель, слуга и конюший боярин, и дворовый воевода, и содержатель великих государств царств Казанского и Астраханского»{81}. Пышно, невероятно пышно! «Слуга государев» — звание для аристократов высшей степени родовитости. «Дворовый воевода» — должность, которую давали перед началом похода и отбирали после его окончания; только растравленное честолюбие могло толкнуть Бориса Федоровича на включение ее в дипломатический церемониал как чина, присвоенного на постоянной основе. Для чего понадобились Б.Ф. Годунову все эти звания? Причина проста: по сравнению с теми же Шуйскими, Воротынскими, Трубецкими, Захарьиными-Юрьевыми, тем более Мстиславскими и даже по сравнению с представителями многих знатных родов, оказавшихся при Федоре Ивановиче на втором плане, Годуновы имели слишком слабую, слишком низкую кровь. Им недоставало знатности. Второстепенная ветвь старинного московского боярства, аристократы второго сорта, Годуновы могли нашить на свои одежды десятки почетных блесток, но те, кто по крови своей относился к «первому сорту», все равно не прощали им плохое родословие. Р.Г. Скрынников очень точно подметил: «Хотя Борису удалось объединить два высших боярских чина — конюшего и царского слуги, знать по-прежнему не считала его ровней себе. Во время татарского нашествия в 1591 году царь адресовал указы в армию боярам Ф.И. Мстиславскому и Б.Ф. Годунову с товарищами. Но главные воеводы заявили протест против предоставления правителю такого местнического преимущества. Они настаивали на том, чтобы донесения царю шли от имени Мстиславского “с товарыщи” без упоминания имени Бориса “глухо”. За подобную строптивость Федор наложил на бояр словесную опалу… Претензии Годуновых не нашли поддержки даже у ближайших их соратников по дворовой службе — князей Трубецких, которые сами не могли претендовать на первые места. Боярин Ф.М. Трубецкой заместничал с Годуновыми в период войны со шведами в 1592 году, за что после возвращения в Москву был посажен под домашний арест»{82}.[49] Царь Федор Иванович, покуда был жив, освящал своим присутствием деятельность Годунова, давал ей легитимную основу, а в глазах крепко верующих людей — заодно и своего рода мистическую защиту для всей страны.
* * *Вывод: как управленец Борис Федорович был для России очень хорош… пока рядом с ним существовал истинный государь. Отсутствие же царя по крови и по традиции, царя-инока, царя-смиренника не мог скомпенсировать весь острый изворотливый ум Бориса Федоровича. Когда один молился беспрестанно, отстранившись от черной политической работы, а другой окунулся по грудь в практическую деятельность и без устали работал, отводя смертельные угрозы от сердца страны, Небо и земля взирали на их общий труд с удовлетворением. Но один… один этот тяжкий воз вытянуть не мог.
Красиво и точно написал о странном соправительстве царя и конюшего один непредубежденный автор — французский наемник на русской службе капитан Жак Маржерет. Он продал свою шпагу Борису Годунову, когда тот уже стал царем. С 1600 года исполняя в Москве службу командира пехотной роты, француз видит жизнь русских верхов, интересуется тем, что происходило на землях страны в ближайшем прошлом. Не испытывая никакого пиетета к работодателю, выдвигая по отношению к нему тяжкие обвинения, капитан все-таки говорит: «После его (Ивана IV. — Д В.) кончины власть унаследовал… Федор, государь весьма простоватый… Борис Федорович, тогда достаточно любимый народом и очень широко покровительствуемый сказанным Федором, вмешался в государственные дела и, будучи хитрым и весьма сметливым, удовлетворял всех»{83}.
Можно по-разному относиться к нравственным свойствам Бориса Федоровича Годунова — образцом добронравия он никогда не был; но пока длилось идеальное соправительство этого дельца-прагматика и блаженного государя, наша страна управлялась исключительно хорошо. Так, как она не управлялась ни при двух прежних государях, ни при трех последующих. Московское царство получило столь необходимую передышку. И, может быть, именно этот глоток отдыха спас его от окончательного распада в годы Смуты, дал ему сил выстоять, когда в тело его раз за разом стал вонзаться враждебный булат.
