Анна Матвеева - Перевал Дятлова
Книга развалилась пополам, довольная вниманием. Сказки и предания пронумерованы. 162.
Встреча с душами умерших.
Один человек ходил осматривать слопцы. Когда шел домой, уже свечерело. Душа младенца ему попалась навстречу. Вперед ползет, люльку за собой волочит. У человека с собой лопата. Лопатой ее в сторону откинул, сам дальше пошел. Поодаль отошел, слышит, умерший ребенок говорит:
Большой лопатой По затылку я ударен. Матушка, какую песенную Муку я несу!
- Милая матушка с молочной грудью там осталась. Люльку зачем она со мной положила? Где у меня силы, чтобы ее нести!
Человек дальше идет. Три женщины, друг за друга схватившись, бредут, плачут:
- Дела, которые мы делали, до середины не дошли. Дорога, по которой мы шли, до середины не пройдена.
Человек слушает, в стороне от дороги встал. Потом опять пошел. Две старые женщины приближаются. С песней приближаются.
Нам так что!
Век мы свой прожили.
В веселых местах, где водятся маленькие утки,
Мы веселились.
Дела, которые мы делали.
Полностью сделаны.
В веселых местах, где водятся маленькие гуси.
Мы веселились.
Дороги, по которым мы ходили.
Полностью пройдены.
Ничего не скажешь, веселенькая сказка. И мораль по самому верху плавает: старому человеку и умирать не обидно. Я вздохнула и перелистнула с десяток страниц. Нашла еще одну любопытную сказочку, называлась: ЧЕЛОВЕК С ЛЯПИНА И ЧЕЛОВЕК С СОСЬВЫ.
Человек с Ляпина да человек с Сосьвы пошли однажды в лес. Пошли и заблудились. В лесу встретились.
- Послушай, - один говорит, - ты дорогу к себе домой знаешь?
- Нет, не знаю. А ты?
- И я не знаю.
Сказка была длинная, но заканчивалась не по-мансийски хорошо: теперь они живут и счастливы.
В общем, я перелопатила всю книжку до самого конца, но так и не нашла никаких мифологических хвостов и подсказок. Засыпала, думая: Дорога, по которой мы шли, до середины не пройдена. Дорога, по которой мы шли, до середины не пройдена.
Вадик позвонил наутро и сказал, что записал для меня повторение гонки и может привезти в любое время. Я поблагодарила его, хотя мне хотелось вместо этого сказать: приезжай просто так. Но промолчала.
И он промолчал, просто сунул мне через порог кассету и ушел, что-то буркнув.
- Мне очень пригодились сказки, - крикнула я ему в спину, но мой крик совпал с грохотом лифта, который увез неверного, но терпеливого Вадика далеко от меня в какую-то другую жизнь.
22.
Я села за компьютер и на две недели ушла в свою новую книгу. Между главами только спала и кормила кота. Осознала себя на сто шестьдесят седьмой странице - в зеркале отразилась высохшая, будто мумия, фигура с безумными глазами, запавшими все в том же египетском стиле. Я подключила телефон и тут же получила первый за все это время звонок.
- Как продвигается? - спросила Света.
Я сказала, что сто шестьдесят семь страниц можно прочитать хоть сейчас. Правда, говорят, что дуракам полработы не показывают, но это ведь не твой случай, не так ли?
- Прочитаю все вместе, - сказала Света. - Кстати, с Новым годом тебя.
Я посмотрела на календарь, и мне стало так, будто я отведала "Вискаса". 31 декабря. В окнах напротив светятся гирлянды и елки. У меня же тихо и темно, как в гробнице какого-нибудь фараона.
- Спасибо, Света, - пролепетала я, - тебя тоже с праздником.
- Как отмечаешь?
- Еще не решила.
- Хочешь, приходи ко мне. У меня будет несколько друзей - все очень пристойно и скучно.
- Нет, я лучше дома. Мне кота не с кем оставить.
Я надеялась, что мне еще будет с кем встречать Новый год.
Стремительно сметая пыль, покрывшую тоненьким ковром всю мою квартиру, я беседовала с повеселевшим Шумахером. Ему явно понравилось, что я наконец-то отошла от компьютера и занялась делом.
В холодильнике, как говорит моя соседка Надежда Георгиевна, "мышь повесилась". Я уныло осмотрела пустые дребезжащие полочки и захлопнула дверцу. Первый голодный и пустой Новый год. Утешает только то, что каким-нибудь клошарам сейчас еще хуже… Если о них муниципалитет не позаботился.
Я попыталась представить себя клошаром, завернутую в рваное одеяло, сидящую на картоне под старинным мостом. И тут в дверь позвонили.
Шумахер бежал впереди меня, гордо неся поднятый пушистый хвост. В "глазке" отразилась накрашенная личность Надежды Георгиевны. Не Вадик…
- Ты жива еще, моя старушка? - спросила она, и я чуть-чуть удержалась, чтобы не напомнить, кто именно из нас старушка. - Что же это - неделями носу не кажешь. Вон кака бледная, ровно гусеница.
У соседки явно свое представление о гусеницах.
- Я вот тебе пирожков принесла да карамелек - угощайся, - сказала добросердечная Надежда Георгиевна, и мне стало стыдно за свои мысли. Впрочем, как только я закончила ее благодарить и поставила полный чайник на плиту, старушка немедленно села мне на уши, и я почувствовала, что сейчас полностью отработаю все эти пирожки и карамельки.
- Сейчас Ирка звонила из Серова. Поздравляла, спрашивала, куда ты задевалась. Я сказала, что ты опять пишешь.
Я скромно улыбнулась.
- Так вот, у ней все уже точно с этим жильцом решилось - он въедет в квартиру сразу после Крещения.
Далее Надежда Георгиевна очень долго и подробно рассказывала мне о своей жизни с "дедом" - так она называла своего мужа Антипа Петровича, я слушала ее невнимательно, правда, измученная память все равно фиксировала образы, щедро раскиданные в ее речи: "бегаю, как кот в дыму" (это она перед праздником), "худая, будто спица бесформенная" (это опять про меня) и так далее, и еще дальше.
Я была рада, что Надежда Георгиевна уходит. В тарелке с пирожками остался только жирный след, а смятые карамельные фантики с налипшими осколками конфет уже перекочевали в ведро.
На часах светилось 23.11. И я была совершенно одна. Не считая Шумахера, конечно.
Снова зазвонил телефон, я схватила трубку и услышала уже пьяный голос московского редактора.
- Я обзваниваю всех, - гордо сказал он. - И для тебя не будет исключений.
Мы с ним довольно мило покалякали - он сказал, что я могу писать про танки или первого паровозострои-теля, неважно. Ему интересно все, что выходит из-под моего пера.
Ясный перец, мне пришлось его поблагодарить и пожелать счастья в Новом году и во всех последующих. Потом трубку выхватила жена редактора и, немилосердно акая на московский манер, поздравила так цветисто, что мне даже в нос шибанул какой-то букетный запах.
