Михаил Овсеенко - Записки военного контрразведчика
Из Герата мы возвращались в таком же порядке, а вот в Кабуле меня ожидал сюрприз. Руководитель представительства КГБ СССР в ДРА Генерал-майор Г.И. Калягин обрушился на меня с упреками, почему сам я сел в первый вертолет, а его советника КГБ по зоне не взял (причину он не пояснил, но было ясно — в этом вертолете летел В.А. Крючков, их непосредственный начальник). Я ему объяснил, что являюсь членом оперативной группы и мне по должности и функциональным обязанностям положено быть вместе с маршалом, да и вертолет не резиновый, но он не захотел меня понять. Да и маршалу не понятно, что представляет собой советник КГБ по зоне, когда в других вертолетах находились министр обороны Афганистана, генерал-полковник — главный военный советник, главный партийный советник и другие серьезные должностные лица.
Признаться, я был очень удивлен, что, несмотря на мои, казалось бы, убедительные доводы, Калягин никак не мог уразуметь, как это я не взял с собой его советника по зоне (я его, кстати, не видел). Он не понимал, что этот вертолет и перегружать-то нельзя, иначе там был бы другой, более значительный человек, чем советник по зоне, и, наконец, его надо было бы включать в список, а список был у И.Ф. Модяева. В то время я посчитал все это несерьезным эпизодом. Дальнейшие события показали, что я ошибался. Именно этот случай явился стартом для ухудшения наших отношений в дальнейшем. На него стали наслаиваться и другие малозначительные факты, вызванные служебной необходимостью. Так, однажды на приеме в честь очередной годовщины МГБ ДРА, на котором присутствовал и Наджбулла, я в своей краткой речи изложил свое понятие обстановки, не совпадающее с духом нотационного выступления Калягина в этот торжественный вечер. Ему также не понравился наш совместный с командующим доклад в Центр о сбитом мятежниками ракетой вертолете почти над взлетно-посадочной полосой (это свидетельствовало о плохой охране зоны аэродрома афганскими военнослужащими и неважном контроле со стороны советников).
Из телефонного звонка начальника Главного управления военной контрразведки страны я узнал, что обиженный пожаловался на меня в Москву. Однако меня это совершенно не беспокоило, поскольку более важные служебные дела отвлекли меня от указанной мелочи.
Тень, легшая на взаимоотношения между начальником военной контрразведки ОКСВ в ДРА и руководителем представительства КГБ в Кабуле, подконтрольного разведке, являлась, на мой взгляд, следствием не очень дружественных отношений между контрразведкой и разведкой в Москве, метастазы которых перекинулись и в Кабул. Это не было тайной ни для моих коллег по особому отделу армии, ни для окружения Калягина в его ведомстве. Поэтому этот факт я предал гласности.
В моей довольно длительной службе в Афганистане памятное место занимает моя работа в оперативной группе, руководимой, как было отмечено ранее, заместителем министра обороны СССР Маршалом Советского Союза С.Л. Соколовым. Читатель может спросить, а что здесь особенного? Особенного ничего нет. Все зависит от индивидуального восприятия действительности, с которой я прежде не сталкивался. В самом начале своей деятельности я встретился с нюансами, которые должен был знать заранее. Полагаю, что эта часть моей практики для некоторых людей в форме послужит уроком.
Моим предшественником в этой группе был заместитель начальника Главного управления особых отделов КГБ СССР генерал-лейтенант Борис Андреевич Еронин, который к тому времени убыл в Союз. Годом раньше он представил меня маршалу С.Ф. Ахромееву, а затем и С.Л. Соколову. С того времени я знал и многих членов оперативной группы, в которой основная часть была в звании Генерал-майор — генерал-полковник.
В этот военный коллектив я был включен в 1984 г. в качестве представителя Главного управления военной контрразведки страны. Это накладывало на меня определенные дополнительные обязанности, которые при этом не освобождали меня от роли куратора особых отделов ОКСВ. Каких-либо указаний или просто рекомендаций относительно моих функциональных обязанностей высказано не было, да я и не выезжал по этому поводу в Москву. Распоряжение получил по аппарату ВЧ-связи, находясь в Кабуле. Предстоящие задачи моей деятельности меня не смущали, а вот вопросы протокольного порядка, соответствующие деятельности этой группы с ее солидными специалистами военного дела, были мне не всегда ясны. Они-то и заставляли меня иногда сомневаться, правильно ли я поступил в том или ином случае, подвергать рефлексии свои действия и самому же давать ответы на эти вопросы. К тому же маршал, добросовестно расписывавшийся под моими информационными справками, ни разу меня не поправил, но именно это меня и смущало.
Забегая вперед, отмечу, что «задание» своего главка я выполнил благодаря прежде всего руководителю оперативной группы. Его личный пример, поведение в сложных ситуациях, высокая работоспособность, жизненный и военный опыт сыграли при этом решающую роль. Например, о его корректности можно судить и по такой форме обращения. Когда возникала необходимость вылетать в какой-либо гарнизон, он говорил об этом не в императивной форме, а буквально так: «Завтра в шесть утра я вылетаю в Кундуз. А каковы ваши планы?» Ну что тут скажешь?
Оперативная группа размещалась на правах гостей правительства Афганистана во дворце Чихиль-Сутун, расположенного на окраине Кабула. Я занимал отдельную комнату с аппаратом ВЧ-связи. Кроме нас и обслуживающего персонала из числа афганских граждан, охраны из 103-й воздушно-десантной дивизии, в этом дворце никого не было. А предназначен он был для приема и проживания высоких иностранных гостей. Вокруг дворца были минные заграждения. Свою работу я планировал сам.
Перед тем как официально представиться маршалу, я посетил апартаменты его адъютанта, переводчика и военного советника (они жили в одном помещении), с которыми у меня установились добрые отношения. Само представление произошло в благоприятной обстановке, однако моя деятельность в группе не затрагивалась.
Накануне обеда начальник штаба оперативной группы генерал-полковник В.И. Шкутов сказал мне, что мое место за общим столом третье справа от маршала. На мой вопрос, а как я это узнаю, если его не будет, он ответил: «У маршала самое высокое кресло». Маленькую часть протокола, касающуюся обеда, мне сообщили, но, как оказалось, это было далеко не все.
В назначенное время я вошел, как предполагал, в столовую, но оказалось, что это был только аванзал, в котором, выстроившись в шеренгу, стояла вся оперативная группа. К этому я не был готов, тут же подумал: «А где мне встать? Крайним на левом фланге? Но я же представитель Главка», — а сам продолжаю идти. И тут вижу щель в строю, третью слева от правофлангового, — и встал туда. Окружающие спокойно потеснились. Это место стало моим и впредь. Последним вошел маршал, всех поприветствовал и пригласил на обед.
