Александр Горбатов - Годы и войны
Вот недостатки, которые я обнаружил (вероятно, они появились или увеличились за то время, что П. П. Григорьев был в корпусе).
Много людей не охватывалось повседневной учебой. Докладывали, что весь эскадрон в наряде, но оставшиеся в расположении части десять - пятнадцать человек болтались без дела. Случилось, что выделили на весь день двадцать бойцов разгружать два вагона, хотя с этим делом легко бы управились восемь человек за четыре часа, а остальные могли бы быть на занятиях.
Не учитывалось, что некоторые занятия без ущерба для их качества вполне можно проводить возле казарм, не выводя людей в поле за три километра и не тратя полтора часа драгоценного учебного времени на бесцельные переходы. Переходы на стрельбище и обратно не использовались для учебы. Пробыв на стрельбище шесть часов, бойцы за это время, бывало, произведут три выстрела, бросят пять-шесть раз учебную гранату, сделают еще кое-что, все это можно выполнить за один час, а тратится целый учебный день.
Отметил я низкий уровень некоторых занятий. Получилось так у тех командиров, которые не готовились к урокам, полагаясь на память и прежние знания. Бывало и так: командир учит бойцов готовить орудие для стрельбы по танкам и смотрит только на часы - лишь бы поскорее! И не обращает внимания, что наводка производится кое-как. На полигоне останавливались на одном и том же месте. Люди привыкали к этому и стреляли метко. Но стоило мне изменить положение мишеней, как результаты стрельбы стали куда ниже.
Пришлось заняться и поварами. А то пища была обильная, но невкусная.
Серьезный разговор произошел с врачами. В дивизий было много случаев заболеваний и различных травм. Происходило это потому, что врачи только лечили, а не думали о профилактике заболеваний и несчастных случаев, с эскадронами на занятия не выезжали, редко бывали на физподготовке. Потребовал и тут навести порядок.
Сначала кое-кому моя требовательность не понравилась, но потом все поняли, что все это нужно для дела.
Лето 1936 года было богато событиями.
В начале лета С. К. Тимошенко проводил большую полевую поездку, в которой принимали участие все командиры и начальники штабов кавкорпусов и дивизий. В конце лета были проведены маневры в районе города Шепетовка с выброской парашютистов. Маневрами руководил Якир, присутствовали Ворошилов, Буденный.
После маневров были проведены в Киеве большие конные соревнования, красивые и интересные. Вечером в зале Киевского оперного театра появились все Маршалы Советского Союза. Встреча тружеников Украины с высшими представителями армии была теплой и искренней. Никто не предчувствовал, что некоторых маршалов мы видели тогда в последний раз...
Над нашей кавдивизией шефствовала Коммунистическая партия Германии. Вильгельм Пик подолгу находился в Москве как член Исполкома Коминтерна, приезжал в нашу дивизию на каждый праздник 1 Мая и 7 Ноября.
В ноябре 1936 года, прибыв к нам в дивизию, он вечером был у меня на квартире. Подняв бокал и обращаясь ко мне, он провозгласил тост за встречу в свободном от фашизма Берлине. Так как я никогда не пил, за меня выпила моя жена.
В то время эта мечта казалась несбыточной. Забегая вперед, скажу, что в 1945 году, когда я был командармом и по совместительству комендантом Берлина, товарищи Вильгельм Пик и Вальтер Ульбрихт прибыли к нам в штаб. Мы сели за стол, Пик сказал: "Помните тысяча девятьсот тридцать шестой? Я пил за будущую встречу в свободном, демократическом Берлине, а вы не верили и не выпили. Так давайте выпьем сейчас за состоявшуюся встречу!" Теперь я не отказывался. После Дня Победы меня можно было считать "пьющим" - тогда я выпил первый в своей жизни бокал вина.
Приведу еще один памятный мне случай, относящийся к той же поре. В марте или апреле 1937 года я был делегатом на областной партийной конференции в Виннице. Мне она очень запомнилась. Слово для приветствия было дано колхознице из Красиловского района, собравшей тысячу центнеров свеклы с каждого гектара. Пока "тысячница" приветствовала конференцию, голова моей соседки, тоже колхозницы, наклонялась все ниже и ниже, и я заметил на ее глазах слезы.
- О чем вы грустите? - спросил я. - Ведь она ничего плохого не сказала.
-Вы ничего не знаете... - ответила женщина сквозь слезы.
Успокоившись немного, она рассказала мне:
- Я тоже давала слово собрать свеклы тысячу центнеров с га, а своего слова не сдержала, собрала только по девятьсот шестьдесят центнеров. Вот почему я плачу, хоть меня и чествуют.
Я был поражен ее словами. Знал я, что в среднем у нас собирают с гектара сто шестьдесят - двести пятьдесят центнеров свеклы, а тут женщина собрала девятьсот шестьдесят и плачет - слова не сдержала!..
Невольно сравнивал я себя и некоторых знакомых мне офицеров с этой колхозницей: мы-то так не переживали, когда что-то у нас не получалось с выполнением обещания... Не раз я потом ставил эту колхозницу в пример своим подчиненным, которые, обещав добиться отличных показателей, получали лишь удовлетворительные или хорошие оценки и не стыдились этого.
Глава пятая. Так было
В один из весенних дней 1937 года, развернув газету, я прочитал, что органы государственной безопасности "вскрыли военно-фашистский заговор". Среди имен заговорщиков назывались крупные советские военачальники, в их числе Маршал Советского Союза М. Н. Тухачевский.
Это известие меня прямо-таки ошеломило. "Как могло случиться, - думал я, чтобы люди, игравшие видную роль в разгроме иностранных интервентов и внутренней контрреволюции, так много сделавшие для совершенствования нашей армии, испытанные в дни невзгод коммунисты, могли стать врагами народа?" В конце концов, перебрав различные объяснения, я остановился на самом ходком в то время: "Как волка ни корми, он все в лес смотрит". Этот вывод имел кажущееся основание в том, что М. Н. Тухачевский и некоторые другие лица, вместе с ним арестованные, происходили из состоятельных семей, были офицерами царской армии... "Очевидно, - говорили тогда многие, строя догадки, - во время поездок за границу в командировки или на лечение они попали в сети иностранных разведок".
На Киевской окружной партийной конференции мы, делегаты, заметили, что И. Э. Якир, всегда веселый и жизнерадостный, выглядел за столом президиума сосредоточенным и угрюмым. Мы объясняли себе эту мрачность тем, что, по слухам, его переводили командующим в Ленинградский военный округ, меньший, чем Киевский.
А через несколько дней нам стало известно, что в поезде, где-то под Москвой, Якир был арестован как участник "заговорщицкой группы Тухачевского". Для меня это был ужасный удар. Якира я знал лично и уважал его. Правда, в глубине души еще теплилась надежда, что это - ошибка, что разберутся и освободят. Но об этом говорили между собой только очень близкие люди.
