Василий Ершов - Лётные дневники. Часть 3
Лишняя загрузка не проходит по весу; топлива и так в обрез. Да ещё и пережигаем его, часто уходя на запасные, потому что в самый сложный период, весной и осенью, посадочные системы в аэропортах вечно не работают.
Так что конкретно смогу сделать я? Экономить топливо мне невыгодно, потому что стимулов нет.
И вот я должен обозначить пути решения. Я знаю один путь: плати за экономию, и одна брешь будет закрыта. А за оптимальную загрузку пусть борются другие. Я в полёте с борта даю предельную по топливу загрузку – пусть земля её изыскивает.
Какие такие коренные преобразования грядут, мы не знаем. Какая будет интенсификация? Полёты без штурмана? Да. И делать его работу за ту же зарплату. Это вдохновляет.
Какой научно-технический прогресс, когда у нас АТБ в чистом поле? Какое улучшение планирования, когда мы месяцами без выходных?
А нам предлагают поразмыслить о структуре авиалиний. Нам сверху видно всё? Какая ещё, к чёрту, структура? Какой там наиболее производительный самолётный парк? Да Аэрофлоту летать не на чем, давимся тем, что дают, чем рот затыкают. Лишний рейс выбить – эпохальное событие. Трассы одни и те же, ещё с Ли-2. Самолёт один – Ту-154; когда-то дождёмся ещё экономной «Эмки». Какой ещё оптимальный вариант, когда и в министерстве-то головы об него обломали.
Мозги нам пудрят. Налёт подсчитайте… соотнесите…Сами считайте.
Дурью маются в этом политуправлении, а мы, пропагандисты, расхлёбывай.
Что говорить-то об этой перестройке, когда мы ни сном ни духом о ней не знаем.
…Потом надо поговорить о том, что Аэрофлот плохо перестраивается. В духе времени, пожурить слегка кое-кого, что, мол, плохое качество, что нарушения, что выводы сделаны не во всех управлениях и предприятиях, и т.п.
Качество – категория политическая. Культура обслуживания – категория политическая. Дисциплина – категория политическая.
А в туалет сходить – тоже политическая категория?
Итогом должен явиться анализ причин медленного процесса перестройки. Неспособность извлечь должные выводы из съездовских уроков правды.
Кем – мною?
Инерция мышления…
Чья – моя?
Отсутствие энергичных действий…
Тоже моё?
Как же мне только не стыдно…
Человеческий фактор. Я должен проанализировать свой коллектив. Профессиональная подготовка? Высокая. Уровень общего и специального образования? Извините, среднее специальное. Стаж работы? Да уж у всех седина. Моральный климат и социально-политическая активность?
Вот, наконец-то, ближе к реальной жизни. Хороший климат у меня в экипаже. А насчёт активности…
«С каждым днём в гражданской авиации множатся ряды участников социалистического соревнования за достойную встречу 70-летия Великого Октября. Трудовые коллективы берут на себя новые, более напряжённые обязательства…»
Ну почему меня никак не трогают эти призывы и лозунги? Ну почему я не становлюсь в первые ряды, не беру на себя обязательства? И ведь годами, десятилетиями повторяются одни и те же призывы, одни и те же обязательства. Меняются даты: то к какому-то «летию», то к юбилею, то ещё к какой-то точке отсчёта. Одно и то же, одно да потому. Десятки, сотни тысяч людей работают в пропагандистском аппарате, выдумывают лозунги, подгоняют под даты и юбилеи… а уж кормится вокруг них легион прихлебателей, шумовиков.
А меня это не колышет. Это фон, я от него отстроился. У меня, у конкретного меня, на моём рабочем месте, этот фон – просто помеха. И я удивляюсь, что депутат Верховного Совета пилот Каледин лихо подхватил инициативу по досрочному выполнению планов двух лет пятилетки и значительному росту производительности труда.
У него что – план на два года есть? В Верховном Совете? У меня его и на два месяца нет. Дадут налёт – буду летать по 700 часов в год, не дадут (как у нас сейчас и есть) – буду по 450, остальное время сидеть.
Или у него план по перевозке пассажиров: перевезти за два года столько-то тысяч? Так от нас это не зависит.
Или же у него план по производительности труда? Так тонно-километры в час же. И тонны, и километры, да и часы, особо от нас не зависят.
Или у него план по экономии топлива? Так отказывайся тогда от загрузки – сэкономишь за счёт пониженных режимов работы двигателей.
Не вижу логически обоснованного плана работы экипажа. Ну как у меня хватит совести брать ещё и какие-то повышенные обязательства.
Зато я три года заседал балластом в парткоме ОАО. Там покойничек Никитин соберёт, бывало, нас и озадачивает. Вот, товарищи, нам доверено быть инициаторами такого-то почина, нам и архангельцам. Нас никто не спрашивал, пнули в спину, так что - никаких вопросов, давайте подумаем, как обеспечить. Надо вертеться, с нас потом спросят.
Вот так. Ну, и Каледину – так, не в обиду, конечно. Пнули – подхватил. А коллегия министерства предложила хозяйственным руководителям обеспечить Каледину выполнение. Ну, как Стаханову в своё время. Но всех ведь не обеспечишь. Зато мы в первых рядах, подхватили инициативу. Уря.
Где же перестройка, в чём? В том, что «ряды множатся с каждым днём?»
Давно ли – по радио, по телевизору, в газетах, да даже в электробритвах, – трещало: «Вся страна с небывалым подъёмом встретила… отозвалась… с невиданным энтузиазмом… ударным трудом ответила…»
Мы не построим коммунизм в обозримом будущем.
Людям надоел треск, приелись лозунги и призывы. Людям нужна одна правда, какая ни есть, и просто человеческое слово. И не купишь меня разговорами о почине, инициативе и прочем, пока сама жизнь на рабочем месте не заставит проявить ту инициативу.
Как далеки все эти проблемы от святой романтики, что привела меня в авиацию. Вернее, где она, эта романтика? Душа у меня болит от наших неурядиц, неувязок и проблем, а уж о романтике вспоминаю со снисходительной и грустной улыбкой.
Идёшь по верхней кромке, обходя едва заметные холмики, возвышения, безобидные выпуклости облаков, идёшь, радуешься. Солнышко светит, ветерок попутный, ты над миром, кругом вечная чистота, пустота на сотни вёрст; штурвал послушный в уверенных руках, за спиной полторы сотни пассажиров, почта, груз; люди тебе доверились и дремлют. Романтика? Об этом ты мечтал, когда шёл в училище? И вот так бы всю жизнь… над этой мышиной вознёй…
Но перед взлётом ты набегался на земле, а перед той землёй, не выспавшись, мёрз на остановке, в то время как весь крещёный люд ложился спать. Но в стране дураков работа ночью только начинается. Ты об этом не думал тогда.
Безобидные возвышения облаков – то айсберги гроз, уходящие глубоко вниз, скрытые обманчиво чистой пеленой верхней облачности. И навстречу тебе снизу тяжко выгребаются, между гроз, в электризации и болтанке, такие же романтики. А ниже, не пробившись, кто-то возвращается, а кто-то пошёл в обход, и романтик у романтика спрашивает, куда лучше обойти, как обстановка.
