Варлен Стронгин - Савелий Крамаров. Cын врага народа
— Это как? — спросил Савелий. — Я не драматург.
Он сразу решил обратиться за помощью к Марку Розовскому, но передумал, считая, что слишком часто пользуется его советами, Можно было позвонить Виктору Славкину, но он сам писал сейчас пьесу, окунулся в работу с головой.
— Перепиши рассказ так, как будешь с ним выступать. Оставь только те места, с которыми выйдешь на сцену, но связанные между собой действием и мыслью. Понимаешь? — назидательно произнес Рапоппорт.
— Вроде, — смутился Савелий, — попробую положить его на себя.
Театр миниатюр, куда привел Савелия режиссер, переживал труднейший момент в своей короткой жизни. Создал его и возглавил писатель Владимир Соломонович Поляков, известный как автор сценария фильма «Карнавальная ночь» (совместно с Борисом Ласкиным) и множества эстрадных программ для Аркадия Райкина. На афишах его фамилия значилась маленькими буквами в правом верхнем углу. Видимо, это ущемляло амбиции автора, но таково свойство эстрады: автор умирает в актере. Не может, к примеру, конферансье объявлять автора каждой репризы или связки к номеру. Зритель должен думать, что остроумный и веселый человек обязательно тот, кто выходит на сцену. Лавры успеха от исполненного текста должны доставаться актеру. Так было испокон веков. Но в последнее время авторы эстрады решили порушить эту традицию, громко заявить о себе, начали сами выступать на эстраде, в громадном количестве просочились на телевидение и, по существу, стали артистами. На мой взгляд, это вполне допустимо, если авторы не продают артистам те же тексты, что исполняют с эстрады. Владимир Соломонович Поляков, написавший для Райкина свыше десяти программ, поступил честнее, чем иные современные авторы эстрады. Он создал театр миниатюр под своим художественным руководством, набрал в него способных артистов: Вадима Деранкова, ставшего ведущим артистом, Зиновия Высоковского, Эрика Арзуманяна, Марка Захарова, кстати, игравшего там роль Остапа Бендера, Рудольфа Рудина и даже совсем еще молодого Владимира Высоцкого. Владимир Соломонович писал для своего театра отличные злободневные программы, собиравшие в залах аншлаги, но, тем не менее, гений Аркадия Райкина все же превосходил успех театра Полякова. Впрочем, у двух ярчайших звезд эстрады — артиста и автора — сохранились добрые отношения, и Аркадий Исаакович на шестидесятилетии Полякова в Центральном доме литераторов исполнил две его лучшие интермедии и сказал: «Нашему театру тридцать лет. За пятнадцать — спасибо тебе, Володя!»
Здоровая конкуренция не мешала работе двух театров миниатюр, но брал свое возраст Полякова, к тому же безумно пожалевшего о многих годах, потраченных на эстраду; он успел написать две прекрасные прозаические книжки, вышедшие в лучшем тогда издательстве страны — «Советский писатель» — и покинул свое эстрадное детище. Режиссер Михаил Рапоппорт ставил там программу «Скрытой камерой» по рассказам авторов «Клуба 12 стульев» «Литературной газеты», куда, кстати, вошел и мой рассказ, инсценированный и исполненный Рудольфом Рудиным и его партнершей. Органично вливался в эту программу смешной рассказ Василия Шукшина, выбранный Савелием, на инсценировку его он потратил массу сил и времени, поскольку работа была для него новой. Опыт, полученный им от нее, я ощутил, когда писал для Савелия его телебенефис. Он боролся против каждого лишнего слова, нарушающего органичность интермедии, требовал от меня краткости и точности в выражении каждой мысли.
Рассказ Шукшина, если мне не изменяет память, в исполнении Савелия Крамарова выглядел приблизительно так: «У меня, у Проньки Лагутина, в городе училась сестра. Раз в месяц я привозил ей харчи, платил за квартиру, покупал ей и ее подругам пару бутылок красного вина и учил:
— Тут народ разный. Если он к тебе: «Вы, мол, мне глянетесь, то-се, разрешите вас под ручку», — вы его по руке: «Не лезь! Мне, мол, сперва выучиться надо, а потом уже разные там дела. У меня, мол, пока одна учеба на уме».
Однажды сижу я в парке, жду поезда, и вдруг подходит ко мне красивая молодая женщина с портфелем и присаживается на скамейку.
— Разрешите, я займу минутку вашего времени?
— Зачем?
— Мы в этом городе находимся в киноэкспедиции.
— Кино фотографируете?
— Да. И нам для эпизода нужен человек. Вот такого типа… вашего.
— А какой у меня тип?
— Ну, простой. Нам нужен простой сельский парень, который первый раз приезжает в город. У вас есть сейчас минут двадцать времени?
— Есть.
— Тогда пошли. Я покажу вас режиссеру.
— А этот тип, что вроде меня, зачем приезжает в город? — интересуюсь я.
— Он из тех, кто гонится за длинным рублем, — говорит женщина.
— Интересно, — говорю я, — мне длинный рубль тоже сейчас не помешал бы: домишко к осени хочу перебрать. Жениться надо, а в избе тесно. Пойдут детишки — повернуться негде будет. У вас хорошо платят?
Женщина засмеялась и повела меня в гостиницу к режиссеру. Тот усадил меня в кресло:
— Есть у нас в фильме эпизод: в город из деревни приезжает парень. Находит знакомых. Они летом отдыхали в деревне, в его доме. Это понятно?
— Ага.
— Пойдем дальше.
— Куда?
— В город. Городская семья недовольна приездом парня — лишняя волокита, неудобства…
— А как же так, — говорю я, — сами жили — ничего, а как к ним приехали — не нравится!
— Ну, бывает, — говорит мне режиссер, — они не так уж явно показывают, что недовольны.
— Значит, темнят.
— Да, — говорит режиссер, — попробуйте. Слова на ходу придумаем. Перед вами буду не я, те ваши городские знакомые, И вы не Пронька, а как по сценарию — Иван. Давайте!
Я выхожу из номера и снова вхожу.
— Здравствуйте.
— А постучаться? — говорит мне режиссер. — Еще раз входите.
Я выхожу, стучу в дверь.
— Да! — говорит режиссер.
Я вхожу. Мы долго смотрим друг на друга. Режиссер качает головой.
— А где «здравствуйте»?
— Я же здоровался.
— Мы же снова начали.
— Снова, да?
Я вышел и постучался.
— Да!
— Здравствуйте!
— Иван! Входите, входите, — радуется режиссер. — Проходите! Каким ветром?
— Умеренным, — подхожу я к режиссеру, обнимаю хлопаю по спине. — Как житуха?
— А ты чего радуешься? — спрашивает режиссер.
— Тебя увидел… ведь ты тоже обрадовался.
— Я — притворно. Доходит?
— А чего тебе притворяться-то? Я еще не сказал, что буду жить у вас. Может, я только на часок.
Режиссер наморщил лоб:
— Я поторопился, верно. Давай еще раз.
Все повторилось.
— Ну, как житуха? — спрашиваю я, улыбаясь.
