Николай Леонов - Холодная война против России
Уезжая из Вашингтона, я сделал запись: «Не хочу больше никогда в Вашингтон, где все не по мне: и чужие успехи в материальном производстве, и серая беспробудная бездуховность, и даже фаст-фуд (быстрая еда) — великолепная для одного раза, но отвратительная как ежедневный комбикорм на бройлерной ферме».
* * *
Американское общество живет в особом информационном поле. Десятки каналов телевидения, сотни газет и журналов, бесчисленные радиостанции почти непрерывно вываливают на головы граждан груды информации. Даже в самые скучные, спокойные дни все равно не прекращается звон и гудеж, но в это время мелкие события искусственно увеличиваются в размерах и преподносятся по тому же первому разряду. Продукция средств массовой информации — это единственный товар, который продается на Западе ниже своей себестоимости. В целом создается довольно любопытное ощущение: вроде бы под ногами, под руками, под задницей, за шиворотом — везде шевелится, шуршит, попискивает информация обо всем, а большинство людей в то же время не знают ничего о сущности происходящего в стране и в мире, не видят причинной связи событий. Кругом информационная пена, в которой захлебывается нормальный человек, теряющий способность оценивать события, не говоря уж об их прогнозировании. В открытом обществе человек начинает чувствовать себя беспомощным, почти как в Китае, где круг людей, принимающих решение, крайне узок, а большинство народа пребывает в информационном вакууме. И там и там нарушается принцип «необходимости и достаточности» информации, который так нужен нормальному человеку.
Постепенно меняется характер американского общества. Почитай, до самого начала Второй мировой войны миграция в США носила здоровый характер. Из Европы туда ехали действительно смелые, предприимчивые, энергичные, волевые люди, тосковавшие по свободе деятельности, по земле. Эти «сливки» укрепили и деловой, и, чего греха таить, генный фонд США, сделали их (наряду с другими известными причинами) богатой и могучей страной. А теперь, когда они стали сладким пирогом, к ним потянулись совсем другие эмигранты, которые алкают просто сытой жизни. Как мухи на варенье, они летят отовсюду. Из них получаются хорошие потребители, но вовсе не прежние работники. Особенно колоритна в этом отношении эмиграция, приехавшая из СССР. Брайтон-Бич стал именем нарицательным для характеристики таких мигрантов, которые начинают серьезно тревожить американцев. «Нью-Йорк тайме» не раз обращалась к этой теме.
Хорошая страна США, удобная, умело организованная, но в какой-то мере искусственная, как язык «эсперанто», и такая же синтетическая и чужая для коренного жителя Старого Света. 10 октября 1985 года я с облегчением занял кресло в самолете Аэрофлота и записал в своей дорожной книжке: «Если хочешь получить от Нью-Йорка эстетическое удовольствие, то на него надо смотреть только ночью и только с борта родного самолета, улетающего домой. Роскошные бриллиантовые диадемы огней вокруг заливов постепенно теряют свою яркость и становятся похожими на тлеющие угли покрывающегося пеплом костра. Их свет бледнеет, тает и затягивается, наконец, туманом».
Кризис нарастает
В СССР 1985 год был годом громадных надежд на возрождение Отечества и годом начавшегося отчаяния и безысходности. Все эти чувства были связаны со смертью К. У. Черненко, о которой было объявлено 11 марта. Когда мы узнали, что председателем правительственной комиссии по похоронам назначен М. С. Горбачев, то всем стало ясно, что именно он будет генеральным секретарем партии и руководителем государства. Такова была шаблонная практика, утвердившаяся в партийно- государственном аппарате. Через два дня, 13 марта, об избрании Горбачева было объявлено официально. Страна вздохнула с облегчением. Новому руководителю 2 марта 1985 года исполнилось только 54 года (правда, в своих записях я уже тогда пометил, что в его возрасте В. И. Ленин уже умер, оставив перепаханной всю социальную сферу не только России, но доброй части планеты). Мы так устали от престарелых, немощных, больных, дряхлых руководителей, что на первых порах были готовы удовлетвориться даже малым: был бы вождь просто здоровым. Натерпевшиеся от беспорядков люди смотрели на Михаила Сергеевича с надеждой и верой.
Страна плохо представляла себе нового лидера и мало знала о нем. У меня же не выходило из головы, что именно Горбачев был ответственным за сельскохозяйственную программу партии, которая оказалась на деле мыльным пузырем, о ней никто уже не вспоминал. Ведь в 1984 году мы были вынуждены закупить за границей рекордное количество зерна — 54 млн. т. Хорош рекорд! А планы закупок на 1985 год составляли 40 млн. т. Это была единственная практическая проверка интеллектуальных и организационных способностей Горбачева. И с ней он совершенно не справился. Но об этом мало кто задумывался. Такова уж наша социальная психология, отражающая невысокий уровень гражданской зрелости. Мы радуемся чему-то новому прежде всего в пику старому, назло надоевшему, а не потому, что убеждены, что новое есть непременно лучшее. Нам опостылела кремлевская геронтократия, и мы дружно кричим: «Давай молодежь!» — не вдумываясь, чем, собственно говоря, кроме возраста, эта молодежь лучше. Мы не знаем ни программ, ни взглядов, ни личных качеств новых руководителей, а уже безоглядно отдаем им сердца по какому-то минутному эмоциональному настроению, которое к тому же быстро проходит, а надетый сапог, плохо пошитый и натирающий мозоли, с ноги уже не сбросишь. И, проклиная свою доверчивость, мы копим недовольство и злость до очередного момента, когда выплеснем свои эмоции на вчерашнего кумира.
Через два с небольшим месяца, 25 мая 1985 года, я записываю: «Что за это время сделано, вернее, наговорено? Улавливаются две главные идеи: предоставление большей самостоятельности предприятиям с внедрением подлинного хозрасчета и ускорение научно-технического прогресса. Как цели, эти задачи ясны и понятны, но беда в том, что не видно инструментария для их достижения. Не ясно, как обеспечить научно-технический прогресс, какими средствами… Слова произносятся все верные, руки сами тянутся аплодировать, хочется верить… но груз всей 57-летней жизни, опыт стольких разочарований, простая рассудочность говорят: «Погоди, не трепыхайся! Новый руководитель ведь и не может произнести других слов. Ему надо что-то сказать разуверившемуся народу. Но верить надо только делам, а слова пусть летят по ветру, коль они так легко сыплются изо рта».
* * *
Двойственное, критическое отношение к новому руководителю вскоре стало доминирующим среди моих коллег по работе. Мы полностью поддержали весенние мероприятия по сдерживанию алкоголизации страны, хотя крутизна антиалкогольных мер вызывала иронические усмешки. Как можно было запрещать вино на дипломатических приемах, на государственных обедах, пропагандировать безалкогольные свадьбы? В народе сразу родилось неприятие правительства. «Не дадим занести «зеленого змия» в Красную книгу!» — раздался клич, и взрывом расширилось самогоноварение. Стали нарастать токсикомания и наркомания. Вспомнились горько-ироничные слова Хрущева: «Если ты в квашню запустил руку и достал до дна, то не думай, что ты ее реформировал. Вынь руку и увидишь, как через пару минут все станет как прежде. Так и Россия, она с трудом поддается реформированию». Волюнтаризм, стихийность принятия решения по антиалкогольной кампании, ее неподготовленность сразу показали всю хлипкость организационно-административных способностей нового руководства. А связанная с крахом этой кампании потеря авторитета и престижа самого Горбачева носила зловещий характер.
