Дэвид Эдмонд - Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами.
Шлик не был блистательным оратором, говорил он еле слышным монотонным голосом, но на его лекциях всегда было полно народа. Студентам импонировали ясность его мыслей и широта интересов — от естественных наук до логики и этики. Осанистый, седовласый, в неизменной жилетке, он всегда держался с достоинством, но при этом был добр и обаятелен, и студенты его любили. В академических кругах он тоже пользовался огромным уважением — как основатель и главная движущая сила группы философов и ученых, провозгласившей господство логического позитивизма в философии и вошедшей в историю под названием «Венский кружок». Более того: все знали, что именно Мориц Шлик вернул в философию Людвига Витгенштейна.
Шлик спешил на лекцию, а на лестнице его подстерегал некто Иоганн (или Ганс) Нельбек, прежде бывший его аспирантом. За угрозы Шлику Нельбека уже дважды помещали в психиатрическую лечебницу, где ему был поставлен диагноз «параноидная шизофрения». Нельбек был безумно влюблен в студентку Шлика Сильвию Боро-вицку, и с этим были отчасти связаны его навязчивые идеи по отношению к бывшему научному руководителю. Боровицка, сама будучи особой взбалмошной и неуравновешенной, категорически отвергла ухаживания Нельбека и вдобавок выказала, с его точки зрения, явный недостаток ума — призналась в романтических чувствах к преподавателю индуктивных наук. Неизвестно, отвечал ли ей взаимностью Шлик — женатый отец двоих детей; ясно лишь, что больное воображение Нельбека нарисовало картину бурного романа между профессором и студенткой.
Но это было, в глазах Нельбека, далеко не единственное оскорбление, нанесенное ему профессором. Еще находясь на принудительном лечении, он начал мучительные и преимущественно тщетные поиски работы. Каждый отказ становился болезненным ударом по его самолюбию. Он пытался скрыть свой диагноз, и его чуть было не приняли на должность преподавателя философии в образовательный центр для взрослых, но тут правда выплыла наружу. В этом Нельбек тоже винил Шлика — в конце концов, именно из-за жалоб последнего он оказался в палате для душевнобольных! Распаляя и растравляя себя, Нельбек вынашивал планы мести.
Иногда, читая лекцию об анализе логических суждений или природе истины, Шлик отрывал взгляд от записей — и видел среди студентов долговязую, костлявую фигуру Нельбека, его мрачное лицо в очках. Дома тоже не было покоя из-за телефонных звонков с оскорблениями и угрозами.
Профессор, известный своей невозмутимостью, ощутил страх — он признавался в этом друзьям и коллегам. Он обратился в полицию и нанял телохранителя. Но время шло, угрозы не осуществлялись, а затем и вовсе сошли на нет. Тогда Шлик решил, что обойдется без охраны, и прекратил контакты с полицией, сказав одному из коллег: «Боюсь, они уже думают, что это я сумасшедший».
В девять часов пятнадцать минут, когда Шлик повернул на площадку между двумя лестничными пролетами, Нельбек выхватил пистолет и четыре раза выстрелил в упор. Четвертая пуля, застрявшая в ноге, явно была лишней: третья пробила толстую кишку и желудок, а две первые попали прямо в сердце. Профессор Мориц Шлик умер мгновенно. Сейчас на этом месте мемориальная доска.
Выстрелы Нельбека прервали жизнь не только Мори-ца Шлика, но и Венского кружка. Существование кружка и прежде было под угрозой — вся система образования в корпоративно-католической Австрии уже пропиталась ядом антисемитизма. Накал фанатизма был таков, что, едва распространилась весть об убийстве Шлика, пресса — зеркало общественных настроений — с готовностью выдвинула свою версию событий: профессор наверняка был евреем, а убийца — верным сторонником правительства. Появились десятки газетных статей, авторы которых поносили Шлика и горячо сочувствовали убийце.
Автор одной из таких статей, скрывшийся под псевдонимом «Академикус», поставил перед собой цель поместить случившееся в «правильный контекст» и поведать читателю о «подлинных фактах и мотивах», приведших к убийству. Народ должен осознать, что Шлик был ведущим представителем «нового и пагубного искажения философии», враждебного метафизике и поддерживаемого самыми низкими и презренными элементами общества — евреями, коммунистами и масонами. Это философское течение — логический позитивизм — отрицало существование Бога и духа и рассматривало человека как простую совокупность клеток. В Морица Шлика стрелял не безумец, но несчастный отчаявшийся человек, которого лишили смысла жизни. Больше терпеть нельзя: пришла пора очистить идеологическую территорию от пагубных сил врага:
«Пусть еврейские философы отправляются в свои культурные институты и там преподают. Но в Венском университете, в христианской, немецкой Австрии должны преподавать философы-христиане! В последнее время неоднократно говорилось, что мирным решением еврейского вопроса в Австрии в первую очередь должны озаботиться сами евреи, ибо в противном случае этот вопрос неизбежно будет разрешен насильственным путем. Остается лишь надеяться, что страшное убийство в Венском университете ускорит поиски по-настоящему удовлетворительного решения еврейского вопроса».
Вступиться за профессора дерзнули лишь немногие смельчаки, в том числе и сын Шлика. Неправда, говорили они, что Шлик был евреем или атеистом. Он был немецким протестантом; его дети были крещены и прошли конфирмацию. Неправда, что он имел дело с коммунистами. И неправда, что он окружил себя ассистентами- евреями. Среди его помощников был всего один еврей, библиотекарь Фридрих Вайсман, который к тому же был уже уволен в ходе очередной компании по очистке университета от евреев. Заявить, что национальность Шлика и его помощников вообще не имеет никакого отношения к делу, никому из заступников и в голову не пришло; и это многое говорит о тогдашней политической атмосфере.
Когда Нельбек предстал перед судом, было совершенно очевидно, что его признают виновным — пусть бы даже все считали, что Шлик получил по заслугам. Нельбек был схвачен с поличным: он стоял над трупом с еще дымящимся пистолетом в руке. Один из очевидцев показал, что Нельбек крикнул: «Получай, ублюдок проклятый!» А главное — он добровольно признался в убийстве.
За убийство полагалась смертная казнь через повешение, но суд, учитывая чистосердечное признание подсудимого и его душевную болезнь, проявил снисходительность и приговорил Нельбека к десяти годам тюрьмы. Однако с учетом тяжести содеянного к нему было применено дополнительное наказание — сон на жесткой кровати, которую предписывалось менять каждые три месяца.
Впрочем, излишняя суровость была ни к чему — процесс по делу Нельбека и без того наделал много шуму. В глазах общественности убийца Шлика стремительно превраащлся из психа-одиночки в национального героя. После аншлюса его выпустили из тюрьмы на поруки, и в годы войны он внес свой вклад в дело Третьего рейха, работая техником в геологическом отделе Управления нефтепродуктов. Прошение о помиловании, поданное в 1941 году, было отклонено; ученую степень ему тоже не вернули. В конце концов, рассудили чиновники, можно зайти слишком далеко, если каждого убийцу оправдывать на том основании, что им руководило чувство гражданского негодования.
