Джон Литтлпейдж - В поисках советского золота
Власти никогда не отказывают в разрешении покинуть город, хотя чиновник может утратить пост в бюрократической системе, если он оставил ответственную работу, где его непросто заменить, только ради семьи.
Чиновники в этом отношении совершенно бездушны, по крайней мере, с нашей точки зрения. Один мой друг рассказывал о бывшем аристократе, которого арестовали при общем поиске подозреваемых в Ленинграде в 1934 году. Его держали в тюрьме два месяца, а затем полиция сказала, что против него ничего нет, и отпустила. Он вернулся в свою квартиру и стал искать жену, о которой все это время ничего не слышал.
Квартира была пуста, жены нигде не было. Кто-то взломал квартиру, пока хозяин был в тюрьме и украл большую часть вещей. Это его не так волновало, но жену он очень любил и посвятил все свое время поискам. В Ленинграде следов не нашлось, и наконец, он приехал в Москву, где узнал, что ее сослали в Среднюю Азию. Он немедленно послал ей телеграмму, что приедет как можно скорее, и начал готовиться в дорогу.
Некий советский чиновник как-то прослышал, что он собирается делать, и вызвал его в свой кабинет.
— Вы, наверное, не разобрались в ситуации, — сказал чиновник. — Полиция вас оправдала, и больше никакого беспокойства вам не причинят. Вас дожидается хорошая работа в Ленинграде или здесь, в Москве. Вы много пользы принесли нам в прошлом, и мы проследим, чтобы вы продвинулись выше. При таких обстоятельствах вам незачем ехать в Среднюю Азию.
— Но там моя жена, — отвечал ленинградец. — Ее сослали и не разрешат вернуться в европейскую Россию еще несколько лет. У нее слабое здоровье, и я о ней беспокоюсь. О ней надо заботиться, мне надо ехать.
Советский чиновник потряс головой.
— По-моему, вы совершаете глупость, товарищ, — сказал он. — Вашу жену заклеймили как ссыльную, а вас целиком и полностью оправдали. Вы потеряете расположение властей, если к ней поедете, и никогда не продвинетесь далеко, оставаясь с ней. Лучше сразу порвать с прошлым.
Ленинградец спокойно ответил:
— Жена значит для меня больше, чем карьера, или расположение властей.
Чиновник пожал плечами.
— Значит, вы не такой человек, какой мы думали. Езжайте в Среднюю Азию, пожалуйста.
XIII. Лучшее достояние России
Хуже всего в русской ссыльной системе, насколько это меня касается, что из-за нее Сибирь получила дурную репутацию. До поездки в Россию я представлял себе Сибирь как мрачное место, край вечных холодов и темноты. Откуда такая идея? Да ведь большая часть того, что я читал о Сибири, была связана со ссылками, в Сибирь отправляли преступников и политически нежелательных лиц и до, и после русской революции.
Конечно, это были глупости. И до, и после революции писали книги, где рассказано, какой замечательный край — Сибирь. Но связь между Сибирью и ссылками застряла у меня в голове прочнее, чем все прочитанное, и я подозреваю, что у большинства американцев до сих пор такое отношение.
Спроси меня кто-нибудь, что я считаю надеждой России, я отвечу сразу и без колебаний: «Сибирь!» Политики и реформаторы любят приписывать себе заслуги за все хорошее, что происходит в стране; в этом отношении российские коммунисты не отличаются от политиков у нас в стране. Если почитать их речи, можно подумать, что никто никогда ничего не делал для России, пока они не пришли к власти, а их политическая система и социальные реформы — источник всяческих благодеяний теперь и в будущем.
Это не значит, что разумному человеку надо принимать такие утверждения серьезно.
Многие молодые русские убеждены, что живут в самой лучшей и могущественной стране мира, а если спросить, почему они так считают, обычно получаешь автоматический ответ, заученный с детства: «Потому что у нас большевизм». При таких ответах я просто улыбаюсь и молчу. Но ответь какой-нибудь молодой русский: «Потому что у нас Сибирь», я бы похлопал его по спине и признал, что он, наверное, прав.
Что касается меня, я безусловно посчитал бы Сибирь важнее большевизма, при любой оценке будущего России. Пока русские держатся за Сибирь, им не надо беспокоиться о том, какая общественная и политическая система у них в стране. Они даже могут избавиться от большей части европейской России, хотя там находятся многие очень ценные и богатые регионы; удалиться на Урал и в Сибирь, и по-прежнему считать себя одной из самых больших, богатых и многообещающих стран мира.
Я путешествовал по Сибири вдоль и поперек десятки раз за прошедшие десять лет, и — ставлю на карту свою репутацию — Сибирь при разумном управлении может стать выше любой другой страны в Европе и Азии, может обойти и Соединенные Штаты.
Я употребляю слово «Сибирь» в прежнем значении, которое до сих пор используется советскими гражданами, здесь живущими, даже если нынешние власти и разделили старую территорию на несколько частей с новыми названиями.
В этом смысле Сибирь включает регион, начинающийся на сотню миль к востоку от Уральских гор, и простирающийся до Тихого океана, включая окрестности озера Байкал и приморские районы, отчужденные от Китая в середине девятнадцатого века. Эта Сибирь простирается до арктических морей на севере и до среднеазиатских республик на юге, до почти тропических южных краев.
Нынешние власти в России открыли Сибирь в очень большой степени в течение последних десяти-одиннадцати лет, и я чувствую, что сыграл свою небольшую роль в этом процессе, поскольку трест «Главзолото» был создан, помимо всего прочего, чтобы склонить колонистов селиться в Сибири. Сталин хотел и золота тоже, понимая, насколько оно полезно для советского правительства, по рассказу Серебровского, но он смотрел на развитие с точки зрения строителя империи.
Когда я первый раз путешествовал по Сибири, и увидел, как сильно ошибался в своих мыслях о природе страны, то решил, что сам по себе простоват. Но с тех пор я узнал, что американцы давно ездят по Сибири, и каждый новый путешественник, не обращая внимания на записи своих предшественников, заново открывает для себя, что Сибирь — не арктическая пустыня, какой он ее представлял, а громадный континент, похожий на американский Средний Запад и Северо-запад больше, чем любое другое место на Земле, где мне приходилось бывать.
Больше половины века назад, в 1885 году, американский писатель Джордж Кеннан отправился в Сибирь изучать ссыльную систему при царе. Он издал двухтомник, серьезный, подробный отчет о своих открытиях, и в этой книге ему удалось, насколько можно было ожидать, ясно описать размер и положение Сибири для американских читателей.
Разъяснив, что Сибирь занимает примерно двадцать пять тысяч миль в ширину и пять тысяч миль сверху вниз на карте, Кеннан продолжает: «Была бы возможность перемещать целые страны с одной части земного шара на другие, можно было бы взять целиком Соединенные Штаты Америки от штата Мен до Калифорнии, и с Великих озер до Мексиканского залива, и поместить посреди Сибири, нигде не задев границы ее громадной территории. Можно было бы добавить Аляску и все европейские государства, кроме России, и рассовать их на оставшиеся места, как части разрезанной карты; а потом, после Соединенных Штатов с Аляской и всей Европы без России, еще останется больше 300000 квадратных миль сибирской территории — другими словами, в Сибири окажется незанятой площадь, равная половине Германской империи».
