Франц Ринтелен - Секретная война. Записки немецкого шпиона
Но теперь уже было поздно думать об этом.
* * *
При свете прожекторов автомобиля я увидел английских солдат с винтовками, явившихся вырвать меня из «дорогого старого Доннингтон-холла», в то время как вокруг меня звучали слова прощания и пожеланий счастливого пути моих товарищей по плену. Я доставлен был в Ноттингем, где сел в поезд. По дороге я был окружен солдатами и полицейскими, которым поручено было защитить меня от толпы, державшейся по отношению ко мне угрожающе. По прибытии в Ливерпуль мне было разрешено позвонить по телефону адмиралу Холлу. Я сказал ему:
— Считаю нужным констатировать, что вы приняли по отношению ко мне не совсем лояльную меру. Прошу вас немедленно отменить ваш приказ. Вы должны знать, что военнопленных запрещается посылать за военную зону; блокада, осуществляемая подводными лодками, является такой военной зоной. — Вы отправитесь в Америку завтра утром, — ответил он. — Это всё, что я могу сказать вам в данную минуту.
И вот я — на пути в Америку. Из порта мы вышли вечером. Я стоял на палубе с английским офицером, которому поручено было сопровождать меня и передать в руки американских властей. Как все другие, я после обеда переоделся в штатское и с радостью узнал через моего спутника, что никто на борту парохода, кроме него и капитана, не знает моей национальности. Но не успели мы покинуть порт, как нам пришлось вернуться, так как поблизости [101] показались подводные лодки. Прежде чем окончательно выйти в море, нам пришлось, таким образом, несколько раз возвращаться. Нас эскортировал десяток дозорных судов королевского флота, так как на борту нашего парохода находилось до сотни британских офицеров всех чинов, начиная от адмирала и генерала и кончая младшим лейтенантом. Все они были командированы в Соединенные Штаты для обучения американских войск. Впереди нас шёл «Олимпик», на котором ехал Бальфур, глава военной миссии в Соединенных Штатах, с целым штабом официальных лиц.
Однако мы не увидели ни подводных лодок, ни немецких офицеров, и, наконец, показались берега Америки. К моему великому негодованию, меня сняли на берег в мундире с наручниками под перекрёстным огнем фотографов, делавших с меня снимки для вечерних газет.
На следующий день меня отвели к секретарю генерального прокурора Соединенных Штатов, который прямо взял быка за рога.
— Вы, вероятно, помните, что вы находились в Америке в 1915 году? Позвольте мне прочитать вам обвинения, тяготеющие над вами. Помните ли вы, что знали доктора Шееле и капитанов Вольперта, Боде и Штейнберга?
Я молчал.
— Помните ли вы, что вы совершали акты диверсий на транспортах амуниции при помощи зажигательных снарядов, изготовленных с этой целью доктором Шееле? Помните ли вы, что занимались уничтожением рулевых механизмов на пароходах, груженных военным снаряжением, при помощи аппарата, сконструированного неким Феем?
— Я ничего не помню.
— Очень жаль. Однако вы, вероятно, не забыли, что вами был учреждён рабочий профсоюз под названием «Национальный рабочий совет борьбы за мир» с целью организации стачек и подкупа наших портовых рабочих? Вы никогда не слышали ни о фирме «Э. В. Гиббонс», ни о Мексиканской компании Северо-западных железных дорог»? Вы никогда не поддерживали дружеских отношений с одним из самых уважаемых членов адвокатского сословия Нью-Йорка, известным мистером Бонифейсом, который предоставил в ваше распоряжение свои глубокие знания американских законов?
Я продолжал молчать. Он с минуту смотрел на меня и сказал: [102]
— Подойдите сюда, пожалуйста. Поговорим спокойно. Видите ли, несколько времени назад мы убедились, что какие-то люди, проживающие в Нью-Йорке, раскладывают зажигательные снаряды на пароходах, вызывают стачки и вообще делают всё, чтобы помочь Германии, но в то же время нарушая наши законы. Я должен поздравить вас. До тех пор, пока вы жили в Соединенных Штатах, мы, несмотря на все наши усилия, не могли захватить вас и ваших агентов с поличным. Мы, конечно, подозревали вас уже давно. За вами следили, но не было никакой возможности найти малейшие доказательства. Но ситуация вдруг коренным образом изменилась, когда эта книжка попала в наши руки. Пожалуйста, ознакомьтесь с нею. Будучи интеллигентным человеком, вы, несомненно, поймете, что это чековая книжка. Ознакомьтесь внимательно с талонами. Для меня было чрезвычайно поучительно узнать имена лиц, кому владелец этой книжки выдавал денежные суммы. Я думаю, что внимательное ознакомление с нею освежит вашу память. Если вы не разберете почерк, позвольте мне дать вам следующие пояснения:
Эта чековая книжка принадлежит капитану фон Папену, бывшему тогда германским военным атташе в Вашингтоне. Он, очевидно, имел манию сохранять все эти книжки, и, кроме того, его осенила блестящая мысль повезти их с собой в Германию, когда он был отозван по просьбе правительства Соединенных Штатов как переставший уже быть «персона грата». Вы, быть может, подумаете, что англичане совершили недружеский акт, когда они извлекли эти книжки из дипломатического багажа? Но переверните страницу.
Я раскрыл книжку. Она содержала талоны чеков, выданных капитаном. Но внезапно меня охватило волнение, когда я прочёл следующую запись: «Доктору Шееле десять тысяч долларов». Я вспомнил эту цифру и знал, за что был выдан этот чек. Дело это не имело большого значения, и я лично не был в нем замешан.
Я, конечно, разделял мнение прокурора: англичане поступили не по-дружески, конфискуя эту книжку, но в моем сознании преобладало непоколебимое убеждение, что капитан фон Папен, по своей халатности, не уничтожив ее, совершил такую неслыханную идиотскую ошибку, что никогда в своей жизни не сумеет ее загладить.
— Я вижу, — продолжал прокурор, — что вы остановились на каком-то талоне. Я думаю, что вы знаете очень [103] многих лиц, получивших эти чеки. Вы остановились на чеке в десять тысяч долларов, выданном капитаном Папеном доктору Шееле. Могу вам по этому поводу сообщить, что этого доктора Шееле мы арестовали; он был настолько благоразумен, что ответил на наши вопросы. Иными словами, он во всём признался. Он рассказал нам обо всей вашей деятельности в Америке, так что у вас, действительно, нет никакой надобности что-либо прибавить. Нам известно достаточно много, чтобы составить мнение относительно вас. Вас может заинтересовать еще кое-что. Признание Шееле позволило нам арестовать всех ваших друзей. Один сказал одно, другой — другое, но, уверяю вас, нам всё достаточно известно. Итак, намереваетесь ли вы отвечать или вы предпочитаете хранить молчание?
