Николай Князев - Легендарный барон: неизвестные страницы гражданской войны
Первый караван в 300 китайских всадников барон догнал между вторым и третьим уртонами от Чойрын-сумэ (в 70–80 верстах). Он приказал разоружить китайцев, подсчитать и выдать им продовольствия и по одному вьючному верблюду на каждых четверых солдат. Из этого пункта барон отослал чахар назад в Ургу, а оставшиеся при нем шесть сотен пересадил на верблюдов. Лошадей было приказано сдать в табуны и гнать вслед за отрядом. На следующий день унгерновцы настигли еще одну группу отступавших гаминов, 200–250 человек, являвшуюся, по всей вероятности, остатком какого-то полка. Подобно тому, как и первую партию, этих пленных барон также отправил в Калган, снабдив продуктами и вьючными верблюдами.
Каждый раз теперь с рассветом открывался перед нами типичный гобийский ландшафт, напоминающий разволнованное море. Барханы следовали за барханами, покрытые местами сероватым снегом и выцветами соли. В промежутках между волнами-барханами сияли короткие охряные горизонты. Слышалось поскрипывание вьюков и учащенное дыхание верблюдов. Мерно раскачиваясь на ходу, то поднимаясь на бархан, то вновь погружаясь в овраги, проплывал отряд версту за верстой, а к вечеру тени, падающие от верблюдов, принимали гигантские размеры.
Когда бароновцы таким образом прошли 200 верст по направлению к юго- востоку от Чойрына, от монголов поступили сведения о том, что по Старо-калганскому тракту параллельно с нами движется на Сайр-усу бригада гаминов численностью до 5 тысяч человек. Эта воинская часть командирована была на усиление ургинского гарнизона, но она опоздала и теперь возвращалась в Китай. Барон дальше не пошел. Он передал командование есаулу Парыгину, с приказанием догнать и ликвидировать отступающую китайскую бригаду. Унгерн вернулся в Ургу на автомобиле. Парыгин вышел прямой дорогой на старый тракт и сразу же установил, что бригада гаминов прошла здесь неделю тому назад в сторону Калгана; ему не оставалось иного выбора, как вести отряд в Ургу.
При рассмотрении операции по преследованию разбитых у Чойрына гаминов можно остановится на вопросе о том, почему барон сменил лошадей на верблюдов. Казалось бы, что для успешности преследования требуется, прежде всего, быстрота передвижения и известно, что лошадь в среднем проходит 60–65 верст в день, тогда как верблюд — не более 40–45 верст. Но дело в том, что в нескольких верстах от Урги, сразу же за рекой Толой, начинается знакомая всем со школьной скамьи таинственная пустыня Гоби. По всему пространству этой обширнейшей области Центральной Азии растут лишь кустики колючей травы, столь незатейливого вкуса, что только невзыскательные верблюды находят в ней какое-то слабое утешение для своего желудка. Трава же попадается в пустыне лишь изредка, местами, и при том вкусовые и питательные ее свойства настолько слабы, что она пригодна только для верблюда и гобийской лошади. О несравненных качествах гобийского коня можно сказать несколько весьма убедительных слов. Эта лошадь крупнее, чем степная “монголка”, коренастее и, вероятно, самая выносливая из всех лошадей мира.
Несмотря на то, что ургинские лошади были целиком сменены в пути на гобийских, барон все же предпочел двигаться на верблюдах. По гобийским условиям невозможно выкормить и напоить за время ночного отдыха такое количество лошадей, какое имелось в отряде барона. Наши табуны, следовавшие за отрядом с монголами — пастухами, в силу изложенных условий, за одну неделю похода отстали на три суточных перехода…
ГЛАВА XV
Отряд подъесаула Янкова (5 сотен, 2 пулемета и 1 орудие — знаменитый “Норденфельд”), вышедший из Урги 8 февраля по Троицкосавкому тракту, 10–го был уже на р. Хара-гол и разбил арьергардный отряд противника. Китайцам пришлось отодвинуться дальше на север, до р. Иро. В тот же день Янков ушел от тракта на восток, вверх по р. Хара-гол, потому что получил сведения, что в 25 верстах от тракта в этом направлении стоит сильный отряд гаминов, базирующийся на богатейшие сельскохозяйственные фирмы. Утром 11 февраля Янков вел бой с батальоном гаминов четырехротного состава и, отбросив его на север, стал гарнизоном на р. Хара-гол.
Одну сотню он выдвинул по тракту на север, к уртону Муктуй, на р. Шара — гол, до соприкосновения с китайской заставой.
В то время, когда Янков воевал с китайцами на Троицкосавском направлении, барон сформировал в Урге 2–й конный полк есаула Хоботова. Этот полк он послал на смену Янкову. 25 февраля Унгерн приезжал в Дзун-модэ и на реку Хару с инспекционными целями, и в тот же день возвратился в Ургу. Янков получил от барона распоряжение идти на формирование 3–го конного полка в Маймачен (Ургинский).
2- й полк, выступивший из Урги 16 февраля, через русскую деревню Мандал и прииск Дзун-модэ прибыл на Хару 26 февраля. Вскоре полк этот продвинулся с незначительными боями до реки Иро (50 верст к югу от Кяхты), вследствие чего китайцы вынуждены были отойти в Кяхтинский Маймачен, стоящий у самой границы в версте от русского города Кяхты. Китайцы квартировали в этом городе почти до 20 чисел марта месяца, пока их не вытолкнули оттуда девееровские власти, при посредстве монгольских партизан (они оставили Маймачен 19 марта в 6 часов вечера).
24 марта в Ургу прискакал от Хоботова нарочный с письмом, снабженным птичьим пером в знак спешности. Китайцы отошли от Кяхты и уже потеснили 2–й полк. Они двигаются на Ургу. На них напали красные монголы, состоящие на службе Временного революционного правительства Монголии, организованного в Троицкосавске. Так доносил Хоботов. Барон приказал генералу Резухину выступить против китайцев со всеми наличными силами и тотчас же выехал на автомобиле ко 2–му полку.
Резухин вышел из Урги утром 25 марта. Во время обеденного привала к отряду подлетел бароновский автомобиль. Начальник дивизии разведал обстановку. Он лично с гор наблюдал за китайцами и установил, что они свернули от р. Иро на запад к р. Орхону и что в настоящий момент двигаются в юго-западном направлении, вверх по течению реки. Не трудно было бы догадаться, что гамины намереваются обойти Ургу с запада с тем, чтобы добраться до одной из дорог, ведущих из Западной Монголии в Китай, и затем по ней скоренько убраться восвояси.
Барон приказал генералу Резухину ликвидировать эту группу китайских войск. На привале барон изобличил одного из местных князей в сношениях с революционным правительством Монголии; крепко разбил ему голову и приказал всыпать 150 ташуров. В те дни барон был уже осведомлен о зарождении в Троицкосавске красной монгольской ячейки, именующей себя “Революционным правительством”, в состав которого вошли два коммуниста, Данзан и Дамба-Доржи и националист-революционер Сухэ-Батор. Последний из них именовался “главнокомандующим всеми вооруженными силами” (из 900 всадников). Все это конечно, так, но едва ли было разумно выводить на публичное посрамление такую крупную по монгольскому масштабу фигуру, как хошунный князь. Этот пример, к сожалению, не единственный в практике барона Унгерна, был явно оскорбителен для исконных традиций монгольского народа.
