Виктор Лопатников - Горчаков
Так, делегации Ивана Грозного, приехавшей в Речь Посполитую с целью проведения трудных переговоров о возвращении захваченных поляками земель, удалось добиться немаловажных по тем временам протокольных уступок: иноземные послы обязаны были отныне титуловать русского царя не «Святейшеством», а «Величеством» и являться на прием к нему с непокрытой головой, без шапок и шляп, как это было прежде.
Известен и такой случай. Могущественному французскому королю Людовику XIV пришлось уступить всем требованиям Петра Потемкина, посланника русского царя Алексея Михайловича, который настоял на том, чтобы в ответной грамоте царю были точно указаны все его титулы и чтобы она, переписанная заново, без добавлений и помарок, была вручена ему лично «из королевских рук».
Порой российские дипломаты, заботясь о достоинстве посла и представляемого им государства, позволяли себе нарушающие протокол отступления от общепринятого в данном государстве порядка. Весьма смелым было поведение русского посланника Михаила Плещеева, воспротивившегося унизительным церемониям стамбульского двора. Посланник, отправленный Иваном III с миссией в Турцию, вопреки обычаю, которому следовали все западные послы, поклонился падишаху стоя, не падая на колени, чем немало удивил двор Баязетов. Известно, какое унижение испытывали некоторые представители западных монархий при турецком дворе. К примеру, Лачит, посланник французского короля Людовика XIV, на первой же аудиенции у великого визиря был «бит по лицу, укушен» и потом вскоре отозван по требованию всесильного министра. Английскому посланнику Гербону великий визирь угрожал «дать 1000 палок»[59]. Впрочем, у Михаила Плещеева появлялись последователи, которые шли еще дальше.
Князь Алексей Федорович Орлов, личный друг и доверенное лицо Николая I, по прибытии в Константинополь для подведения итогов Русско-турецкой войны 1828–1829 годов прибег к неожиданному для турок протокольному приему. «Исторический вестник» 1884 года так освещает этот эпизод: «Представители России оказали европейской дипломатии большие услуги тем, что заставили турок отказаться от многих своих невежливых обычаев в отношении к иностранным послам. Новейшую такую услугу оказал граф Алексей Федорович Орлов; когда он приехал в первый раз в Константинополь в эпоху заключения Адрианопольского мира, то драгоманы посольства сочли необходимым предупредить А. Ф. Орлова, что, по принятому этикету, великий визирь не встает ни перед драгоманами, ни даже перед послами. Орлов шутя ответил, что визирь для него встанет, но драгоманы спорили, насколько дозволяло почтительное отношение их к послу, так что дело едва не дошло до пари. Действительно, в день аудиенции Орлов вошел к великому визирю с отличавшею его вельможною осанкою (он был гигантского роста, плечист), прямо подошел к дряхлому старику, визирю, сидевшему, поджавши ноги, на подушках, дружелюбно протянул ему руку и, приветствуя его на турецком языке, так крепко сжал ему руку в своей, что старик вскочил как ужаленный, а затем Орлов стал водить его, все держа за руку, по комнате. В этой прогулке прошла вся аудиенция. С тех пор турецкий этикет был прогнан. Великий визирь встает не только для послов, но и для посланников»[60].
Переговоры продолжались непрерывно более восьми месяцев. Орлов тогда продемонстрировал удивлявшую турок терпеливость, изобретательность и изворотливость. В результате и был подписан известный Адрианопольский мирный договор, ставший значительной исторической вехой царствования Николая I.
Издавна сложился обычай: посольства, отправляемые в иностранные государства, непременно везли с собой царские дары и подношения. Это было не только подтверждением добрых намерений, но и свидетельством широты души, символизировало богатство и процветание царствующей особы и его государства. Те посольские дары, что сохранились до наших времен, — предметы подлинного искусства, образцы непревзойденного мастерства, свидетельство высочайшего уровня культуры тех стран, из которых посольства прибывали. Сейчас в российских музеях сохранилась лишь часть этих сокровищ. Посольские дары ныне хранятся во многих московских и петербургских музеях: в Оружейной палате, Государственном историческом музее, в Эрмитаже, Российском этнографическом музее и других.
Среди таких даров были уникальные, шитые золотом и серебром наряды и ткани, усыпанные драгоценными камнями украшения, инкрустированное оружие, декоративная и церковная утварь, воинское оснащение, конская упряжь, кубки, символы царственной власти. Ныне они стали своеобразной летописью торгово-дипломатических отношений России с соседними государствами.
Постепенно выработался ритуал, связанный с подношением даров как непременной части дипломатического этикета. Соблюдение протокола было признаком не только хорошего тона, но и фактом признания посольской миссии. «Любительские поминки» — так называли дипломатические дары в Древней Руси. Их было принято «приходовать», то есть заносить в специальные государственные реестры и книги, определяя место их хранения, ибо они были не царским, но государственно-национальным достоянием, и благодаря этому часть даров в целости и сохранности дошла до наших дней.
Посольские дары, кроме всего прочего, должны были задать благожелательный тон предстоящим переговорам. Порой в них заключался некий особый смысл[61].
Посольский дар, врученный в 1684 году от имени австрийского императора Леопольда I царям Ивану и Петру Алексеевичам, представлял собой массивное серебряное блюдо с искусно исполненной сценой торжества в честь недавней победы австрийцев над турками. Подарок, как утверждают исследователи, означал дипломатично выраженное предложение присоединиться к антитурецкой коалиции.
Петр I, желая угодить прусскому королю Фридриху Вильгельму I, время от времени посылал «любезному брату, куму и другу» в подарок высокорослых мужиков-великанов: король, несмотря на свою легендарную скупость, тратил огромные деньги, покупая или вербуя в других странах в свою гвардию солдат необычайно высокого роста.
Так, в июле 1720 года русский посланник при прусском дворе Александр Головкин докладывал Петру I: «Капитан Чернышев с десятью большими гренадерами сюда приехал и высокий указ вашего императорского величества исправно мне отдал, по которому третьего дня оных гренадеров его королевскому величеству Прусскому королю при отправлении надлежащего комплекта я презентовал»[62].
О том, какими были те гренадеры, свидетельствуют дошедшие до наших дней изображения, выполненные маслом на картоне в натуральную величину. Картины были переданы в дар Николаю I наследниками Фридриха Вильгельма, и их выставили в одном из залов Екатерининского дворца в Царском Селе.
