Иван Стаднюк - Человек не сдается
До сих пор Петр Маринин, наблюдая за тем, что происходит на улице, не мог остановиться ни на одной мысли. Смотрел, стараясь расслышать слова, и чувствовал, что его руки и ноги онемели, сделались непослушными, а где-то в груди сосало, щемило. Казалось, там образовалась какая-то непонятная пустота, и было очень тяжело, тяжело так, что мозг отказывался мыслить, а перед глазами плыли темные пятна, в ушах нудно гудело.
Когда гитлеровцы отделили от толпы крестьян группу мужчин и женщин, Петр понял, что сейчас произойдет что-то ужасное, непоправимое. И стало мучительно больно, стыдно, досадно от своей беспомощности. И страшно оттого, что он оказался в тылу врага, хоть и на своей земле, оказался один, без товарищей, без патронов (в магазине трофейного автомата осталось два патрона), раненый, и не было у него твердого понимания, что он должен делать, как поступать. Петр знал одно: он ни за что не снимет с себя военной формы, не смирится со своим положением... Нужно что-то делать. Но что?.. Главное - не попасть в руки фашистов...
Внимание Петра отвлек появившийся на улице красноармеец. Опираясь на винтовку, он прыгал на одной ноге. Вторая нога - вся в бинтах. Сквозь них выступили пятна сукровицы. Правая рука также забинтована.
Приблизившись к офицеру, красноармеец промолвил хриплым слабым голосом:
- Я стрелял, людей отпустите. - А затем повернулся к крестьянам, как бы извиняясь, добавил: - Один патрон для себя берег... Увидел гада, не удержался. Жаль, что промахнулся. Левой рукой несподручно стрелять.
Офицер с некоторым страхом смотрел на красноармейца, потом повернул его к себе спиной и, подняв пистолет, выстрелил в затылок...
В середине дня, когда гитлеровцы уехали из села, двустворчатые двери гумна скрипнули, и появился хозяин, неся в руках глиняную крынку. За ним, виляя хвостом, плелся рыжий пес. Хозяин был молчалив, угрюм. Косматые, густые брови сдвинулись над переносицей. Из-под них смотрели затуманенные горем глаза.
- Снимай тряпки с болячки! - потребовал сердито.
Маринин поднял удивленный взгляд.
- Снимай, снимай. Лекарь пришел... - И старик потрепал рукой рыжешерстную собаку. - Тебе, товарищ командир, засиживаться в селе нечего, а с такой ногой далеко не уйдешь.
Хозяин сел и поставил рядом на сено наполненную чем-то крынку.
Петр начал разбинтовывать ногу.
- Ты слышал такую притчу: "Заживет, как на собаке"? - спросил старик.
- Слышал.
- А вот скажи, почему на собаке рана быстро зарастает? Не знаешь?
С этими словами старик поднял крынку и наклонил ее. На разорванную ногу Петра полилась густая холодная сметана. Собака завиляла хвостом и начала облизываться.
- Лижи, Рыжий, не жалко. - Старик взял собаку за ухо и подтащил к сметане. Пес начал лакать языком, а затем вылизывать ногу, рану...
- Так разочка три в сутки полечит, и завтра-послезавтра от твоей болячки останется только рубец, - пояснил хозяин.
Петр старательно перебинтовал ногу, а хозяин все молчал, уставив отсутствующий взгляд в угол сарая.
- Что же делать? Как жить будем? - наконец прервал молчание старик. Нельзя же ему, идолу, спуску давать.
Петр ждал этого вопроса. Конечно, он же политработник, представитель партии в армии, и кому, как не ему, правильно разбираться в происходящем. Он обязан сказать этому суровому и доброму старику, что надо делать. И Петр уверенно произнес:
- Видали, как они сегодня с красноармейцем? То же и с ними нужно. Стрелять надо.
- Оно-то так, - промолвил старик, - сами знаем. Но медведя руками не изнудишь. Вот и я гадаю: может, не следует тебе уходить отсюда? Если много таких здесь останется, не будет идолу спокойствия.
- Нет, - возразил Маринин. - Так можно всю армию распылить, а фашисты тем временем до Смоленска, Киева доберутся. - Худшего Маринин не предполагал. - Я вот, папаша, другое хотел у вас выяснить.
Старик вопросительно посмотрел на Петра.
- Много ли в вашем селе осталось хлопцев, которые могут служить в армии?
- Кто его знает... Есть, - ответил хозяин.
- Их нужно обязательно оповестить: кто сегодня вечером не явится ко мне, тех буду считать дезертирами.
Старик хмыкнул.
- Да, да, дезертирами...
- Ты не стращай! - отрубил вдруг старик. - Они и сами уже оружие собирают...
Деревня, в которой задержался раненый Маринин, лежала в стороне от больших дорог, по которым устремились к Минску части 39-го танкового корпуса гитлеровцев. Вот-вот можно было ожидать, что в деревне опять появятся фашисты. И Петр спешил скорее стать на ноги.
Вечером рыжая собака опять лизала его рану. Наложив повязку, Петр, опираясь на палку, попробовал ходить по гумну.
- Больно? - спросил хозяин.
- Немного чувствуется, но идти можно. А если удастся коня раздобыть совсем хорошо будет.
Разговор прервали шаги, донесшиеся со двора. На гумно вошел низкорослый мужчина в соломенном капелюхе. Разглядеть его лицо в полумраке было трудно.
- Куда будем собирать хлопцев? - спросил он.
- Много их? - отозвался Маринин.
- Покуда еще неизвестно. Десятка три наберется.
- Хорошо. Тогда пускай захватят харчи, оружие, если у кого есть, и на рассвете собираются на выходе из села...
Когда на дворе стемнело, на гумно прибежал Степка.
- Мать велела вечерять идти.
Маринин зашел в хату. На столе стояла большая глиняная миска, наполненная блинами, рядом поменьше - со сметаной.
Петр отодвинул от себя миску, которая поменьше, и начал жевать душистые, пухлые блины.
- Кушайте со сметаной, - упрашивала хозяйка. Но Петр упрямо отказывался. Перед его глазами стояла крынка, из которой хозяин поливал раненую ногу.
В сенцах стукнула дверь. В хату зашел мужчина в соломенном капелюхе. При свете лампы Маринин вгляделся в его загорелое, заросшее светлой щетиной лицо. Раздвоенный подбородок, глаза - строгие, умные, брови густые, вылинявшие.
Мужчина присел на лавку, снял капелюх, рукавом рубахи вытер со лба пот.
- Сорок шесть человек на рассвете будут готовы, - сказал он. - Село наше большое, народу много.
- Сорок шесть человек! - обрадованно воскликнул Петр.
Кто-то постучал в окно. Мужчина со стариком, который молча готовил для своего временного постояльца мешок с продуктами, переглянулись и вышли в сенцы. Через минуту они вернулись, пропуская через порог впереди себя двух красноармейцев.
Увидев младшего политрука, солдаты остановились, насторожились.
Все молчали, сверля друг друга испытующими взглядами.
- Долго будем так переглядываться? - спросил Маринин.
- А как знать, наши вы или немецкие? - ответил один из солдат.
- Вы одни или есть командир? - спросил Маринин.
Солдаты молчали.
- Зовите сюда командира. С ним мы быстрее договоримся.
