Сара Корбетт - Дом в небе
– Ты прикалываешься? – спросила я.
– А что такое?
– Здесь нельзя так одеваться, Найдж. Африканские солдаты тебя не поймут. Это просто невозможно.
Когда-то мне нравился стиль Найджела, его любовь к ярким цветам и дизайнерским маркам одежды. Но сейчас это казалось признаком инфантильности. Бросив на меня испепеляющий взгляд, он снял шарф и очки, но остальное оставил как есть.
Внизу Аджус сообщил нам, что минеры сейчас высаживаются на угандийской военной базе близ аэропорта, но ехать сегодня к ним «не самая лучшая идея», зато он обещал уточнить, можно ли проехать в лагерь беженцев, куда нам не удалось попасть накануне. Начальником в лагере была Хава Абди, знаменитый сомалийский врач-гинеколог, которая открыла у себя на ферме первую и единственную в стране клинику для женщин. Когда в 1991 году началась гражданская война, она позволила беженцам расселяться на своей земле, и теперь их число перевалило за девяносто тысяч. Тем временем, несмотря на угрозы Аль-Шабаб, доктор Хава продолжала работать и расширять свою клинику. Еще она вела образовательную программу для женщин. Две ее дочери, отучившись на Западе, вернулись, чтобы ей помогать. Словом, мне было бы очень интересно взять у нее интервью.
– Подождите, я должен сделать несколько звонков, а потом скажу, можно ли сегодня туда ехать, – пообещал Аджус, набирая на телефоне номер. – Через полчаса мы будем знать точно.
Ферма доктора Хавы находилась в двадцати километрах к западу от нашего местоположения, прямо за городом. Участок дороги в границах Могадишо контролировали правительственные войска. Но дальше начиналась дикая земля, территория боевиков, неподвластная ни Переходному правительству, ни миротворческим силам Африканского союза. Аджус предупредил, что пара солдат, что нас охраняют, не смогут выехать туда. За городом нам потребуется другая охрана, что обойдется в сто пятьдесят долларов.
Аджус обо всем договорился. Через несколько километров за последним армейским блокпостом нас встретят новые охранники. Помимо Абди и водителя нас будет сопровождать начальник охраны в лагере доктора Хавы, который уже выехал в отель. Логистика была безупречная. Кроме того, нам было не с чем сравнивать. Ведь я не могла сказать что-то вроде: «А вот в прошлый раз, когда я выезжала на территорию, которую контролируют боевики, мы делали так…»
Поэтому я просто собрала рюкзак в дорогу. Взяла фотоаппарат. Широкоугольный объектив. Запасную карту памяти. Айпад. Маленький ноутбук. Две ручки. Бальзам для губ. Щетку для волос. Две бутылки с водой.
На мне были джинсы, зеленая футболка и кожаные сандалии, купленные в Кении. Поверх я надела плотную сомалийскую абайю, которую Аджус позаимствовал для меня у своей невестки. Она была из черного полиэстера и напоминала свободную робу, какие надевают церковные певчие. Волосы я закрыла черным платком. Так я одевалась всегда, если выходила на улицу.
За двадцать минут до нас на своем «мицубиси» уехали Роберт и Паскаль из «Нэшнл джиографик». Как обычно, их сопровождали солдаты и Аджус. Они тоже поехали на запад, но их маршрут был еще опаснее, поскольку уходил дальше в глубь неподконтрольной правительству территории – в прибрежный город Мерка. Они предприняли дополнительные меры безопасности, наняв вторую машину с охраной.
Когда мы выезжали за ворота «Шамо», я не смотрела по сторонам. Я сидела точно в трансе. Такова привычка многих репортеров – вы включаетесь, когда нужно работать, и потом выключаетесь. Вы проводите столько часов в суете и тревогах – пытаетесь все предусмотреть, думать на два шага вперед, выбрать лучшую точку съемки, вы задаете вопросы, записываете ответы, и, если выдается время спокойно посидеть в машине, вы используете его для отдыха.
Мы ехали по ставшим знакомыми улицам. Они казались не такими опасными, как два дня назад. Начальник охраны из лагеря доктора Хавы – пожилой человек в белой рубашке и сомалийском саронге, не говорящий по-английски, – настоял, что машину поведет он. Абди сел на пассажирское переднее сиденье, а наш прежний водитель устроился посредине, мы с Найджелом устроились вдвоем на заднем, а охранники в багажном отделении.
Из Могадишо вела широкая мощеная дорога. Правда, вся разбитая. Мимо мелькали серые изрешеченные пулями здания. Женщины продавали бананы и манго, мужчины толкали тележки, груженные бутылками с растительным маслом и дровами. Позади остались два армейских блокпоста. Дорога сузилась, машин почти не было. Мои мысли унеслись далеко. Я вспомнила маму, которая перебралась в Британскую Колумбию и нашла работу в пекарне. В последний раз, когда мы с ней говорили по телефону, ее голос звучал весело. В Канаде сейчас лето. Люди жарят гамбургеры на гриле и плавают в прохладных озерах. Мысли о доме были мне приятны. Но чтобы съездить домой, надо еще поработать, продать несколько статей. Я достала из рюкзака фотоаппарат и стала просматривать отснятые кадры. Попадались хорошие пейзажи – среди них фотографии каменного собора, построенного итальянцами в двадцатых годах, который сильно пострадал от недавних минометных обстрелов. А вот серия снимков, сделанных внутри танка миротворцев, – на них эфиопские солдаты и вид на улицу с их стороны.
Мы приближались к границам города. По обочинам целыми семьями тянулись беженцы. Они шли на запад, прочь от запруженных городских улиц. Вдоль дороги раскинулись стихийные лагеря. Жилища, построенные из сучьев, тряпок или брезента. Часто покров держался на нижних ветках деревьев, пригнутых к земле. Лагерь походил на грязный и оборванный парусный флот. Маршрутки, ходившие между Афгой и Могадишо, беспорядочно двигались по обеим сторонам дороги. В воздухе висела желтая песчаная пыль.
И вот мы остановились на последнем армейском блокпосту. Несколько дюжин солдат в униформе сидели в тени под большим навесом. Кто-то поднял заднюю дверь, и наши охранники молча вышли из машины. Водитель опустил стекло и сказал им что-то на сомали, а секунду спустя мы снова продолжали путь уже по нейтральной земле, разделяющей территории, подконтрольные правительству и боевикам.
Блокпост скрылся из вида. Абди на переднем сиденье говорил по телефону. Я смотрела фотографии – очень милые снимки, на которых Найджел пинает мяч с детишками в Старом городе, – как вдруг машина замедлила ход. Я подумала, что мы готовимся забрать новых телохранителей. Найджел тоже увлеченно рассматривал фотографии на своем фотоаппарате. Я даже не подняла головы. Но воздух в салоне сгустился, зазвенел от напряжения. Сомалийцы на переднем сиденье что-то пробормотали. Я взглянула в окно. Сначала увидела синий фургон «судзуки», припаркованный у противоположной обочины, а потом человека впереди – вооруженного мужчину, голова и лицо которого были закрыты красным клетчатым платком, какие в ходу у исламских боевиков по всему миру. Сквозь щель в платке смотрели на нас темные вытаращенные глаза. Ствол автомата упирался в наше ветровое стекло.
