Рой Медведев - Владимир Путин
Мы видели Ельцина чаще, чем западные дипломаты, и было очевидно, что он сильно рискует, откладывая месяц за месяцем и даже год за годом вопрос о своем уходе. Что заставляло его идти на такой риск? Обычно говорят в этой связи о стремлении, о привычке, даже о жажде власти, которая стала для президента главной ценностью и смыслом жизни. Я не буду отрицать того очевидного факта, что сильная воля Бориса Ельцина была направлена на обретение и укрепление своей власти. На многих страницах своих мемуаров он невольно признается, что возможность и право решать судьбы людей и отдавать команды были связаны для него не только с чувством ответственности или долга, но и с несомненным удовлетворением, даже с удовольствием.
Почти поэму писал Б. Н. Ельцин о своей работе с документами в красных папках, где «сегодня лежит то, что завтра становится итогом, вехой, главным событием», и в белых папках, в которых «вся жизнь государства», и в зеленых папках, где лежат проекты законов, которые «только подпись президента делает нормой для всех». «Я решаю тончайшие, сложнейшие вопросы…» «Как одним росчерком пера решать вопрос о жизни и смерти человека?..» Отправляя в отставку Черномырдина, Ельцин, по собственному признанию, «испытывал необыкновенный подъем духа, огромный оптимизм».
Лично я познакомился с Борисом Николаевичем Ельциным весной 1989 года во время избирательной кампании по выборам на Съезд народных депутатов. От него исходило ощущение силы и мощи, но также властолюбия, почти патологического. Через десять лет он производил впечатление развалины, но властолюбие оставалось столь же сильным. «Власть держит человека, — признавал и сам Ельцин, — захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть — сладкая вещь. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех физических и душевных сил. Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку. Этим и притягивает власть» [83].
Но в России, к счастью, не наследственная монархия, и в последние годы на посту президента Борис Ельцин был крайне озабочен не только сохранением своей власти, но и проблемой преемника. Он искал человека, которому мог бы передать эту власть и который был бы способен ее удержать — конечно, в интересах «семьи», но и в интересах России, как их понимал Ельцин. «Не раз и не два, и до и после 1996 года, я заводил со своими ближайшими помощниками разговор о досрочной отставке, приводил аргументы: я устал, страна устала от меня. И снова и снова убеждался, что альтернативы пока нет… Кто может выдвинуться из когорты новых политиков на роль общенационального лидера? Кто готов взять на себя ответственность за страну с переходной, кризисной экономикой, левым парламентом, неотработанными механизмами гражданского общества?» [84]
Еще в 1993–1995 годах Ельцин говорил не раз о своем преемнике, но это воспринималось всеми как игра или шутка. Его фаворитами были попеременно Сергей Шахрай, Владимир Шумейко и Олег Сосковец, ибо следующий президент, как заметил Ельцин, должен быть «по крайней мере высокого роста». На самом деле Ельцин не хотел и слышать тогда о каком-то преемнике, и даже из Конституции Российской Федерации был исключен пункт о вице-президенте, вовсе не лишний в Основном законе страны.
Положение изменилось летом 1996 года, когда пошатнулись и здоровье Ельцина, и доверие к нему граждан России. Борис Николаевич публично сказал тогда, что озабочен выбором преемника, и даже наметил его: «Есть такой человек, и вы его знаете». Все поняли тогда, что речь шла об Александре Лебеде. Но этот политический союз распался через несколько месяцев.
В ноябре 1996 года, когда Ельцину делали сложную операцию на коронарных сосудах, премьер Виктор Черномырдин в течение 17 часов исполнял обязанности Президента Российской Федерации. Но именно нежелание Ельцина видеть в нем своего преемника привело позже к неожиданной для всех отставке Черномырдина. С весны 1997-го Ельцин всерьез думал о возможности передать свой пост президента Борису Немцову, ставшему вице-премьером. Многие газеты писали тогда о Немцове как о «дофине», или наследнике. Однако неудачи Немцова привели к разочарованию в нем как публики, так и президента.
Быстро отпали как возможные преемники, хотя и по разным причинам, Евгений Примаков и Николай Аксененко.
Это кажется странным, но многие серьезные российские и западные журналисты писали позже о поисках преемника, как о каком-то «заговоре», в котором главную роль играл не Борис Ельцин, а такие люди, как Борис Березовский или Владимир Гусинский. Да, конечно, интриги, а то и заговоры плетутся вокруг любой власти, и Кремль никогда не был в этом отношении исключением — ни во времена Ленина или Сталина, ни во времена Ивана Грозного. Но эти интриги лишь малая часть мощного потока событий, конечный результат которых определяется множеством гораздо более важных факторов, чем закулисная борьба за власть. В любом случае есть много оснований утверждать, что выбор Путина в качестве преемника был сделан самим Ельциным и вовсе не под восторженные аплодисменты его «семьи».
Известно, что всякий крупный политик, особенно из числа реформаторов и революционеров, сам думает о преемнике, о том человеке, которому он смог бы передать бразды правления, когда закончится конституционный срок его правления или в конце жизни. Борис Николаевич Ельцин не был здесь исключением, и из его поисков преемника ни он сам, ни близкие ему люди не делали особого секрета. В 1996–1999 годах о разных вариантах преемственности президентской власти и смены лидеров в Кремле было написано множество статей и аналитических записок, и эта тема была едва ли не главным предметом ежемесячных социологических опросов, которые проводились по заказу не только нашего телевидения, но и посольства США в Москве. Предлагались и просчитывались разные варианты — от предполагаемого выдвижения кандидатуры Ельцина на третий срок до возможности его добровольной и досрочной отставки.
В этих обсуждениях на кремлевском уровне принимал участие и Владимир Владимирович Путин, сначала как крупный чиновник администрации, позднее как директор службы ФСБ. Один из советников Александра Волошина, Глеб Павловский, позднее вспоминал: «Был проект Ельцина, по которому более трех лет шла работа. Администрация президента стала чем-то вроде проектного бюро: сотни совещаний, планов и разработок. Путин был участником этого проекта почти с самого начала. Проект не имел названия, просто было известно, в чем именно главная политическая задача. Сам я называл проект “Уходящий Ельцин”. Надо было обеспечить плавный и конституционный уход Ельцина в конце срока, сохранив основы системы, возникшей из революции начала 90-х годов. Путин вначале был рядовым участником проекта, я бы даже не сказал, что заметным. Прошлое Путина было недостатком и с точки зрения Ельцина: некое спецслужбовское родимое пятно. В такой среде Путину пришлось нелегко» [85].
