Рудольф Волтерс - Специалист в Сибири
Однако пятнадцатого числа артельщик — плательщик вручил Заузе полумесячное жалованье.
— Не кажется ли вам, — сказал Генрих своему новому другу Бомзе, — что мне заплатили деньги зря? Я не выполняю никакой работы.
— Оставьте, коллега, эти мрачные мысли! — вскричал Адольф Николаевич. — Впрочем, если хотите, можно поставить вам специальный стол в моем кабинете.
После этого Заузе писал письмо невесте, сидя за специальным собственным столом:
„Милая крошка, Я живу странной и необыкновенной жизнью. Я ровно ничего не делаю, но получаю деньги пунктуально, в договорные сроки. Все это меня удивляет. Расскажи об этом нашему другу, доктору Бернгарду Гернгроссу. Это покажется ему интересным“.
Приехавший из Москвы Полыхаев, узнав, что у Заузе уже есть стол, обрадовался.
— Ну, вот и прекрасно! — сказал он. — Пусть Скумбриевич введет немца в курс дела.
Но Скумбриевич, со всем своим пылом отдавшийся организации мощного кружка гармонистов — баянистов, сбросил немца Адольфу Николаевичу. Бомзе это не понравилось. Немец мешал ему закусывать и вообще лез не в свои дела, и Бомзе сдал его в эксплуатационный отдел. Но так как этот отдел в то время перестраивал свою работу, что заключалось в бесконечном перетаскивании столов с места на место, то Генриха Марию сплавили в финечетный зал. Здесь Арников, Дрейфус, Сахарков, Корейко и Борисохлебский, не владевшие немецким языком, решили, что Заузе — иностранный турист из Аргентины, и по целым дням объясняли ему геркулесовскую систему бухгалтерии. При этом они пользовались азбукой для глухонемых.
Через месяц очень взволнованный Заузе поймал Скумбриевича в буфете и принялся кричать:
— Я не желаю получать Деньги даром! Дайте мне работу! Если так будет продолжаться, я буду жаловаться вашему патрону!
Конец речи иностранного специалиста не понравился Скумбриевичу. Он вызвал к себе Бомзе.
— Что с немцем? — спросил он. — Чего он бесится?
— Знаете что, — сказал Бомзе, — по — моему, он просто склочник. Ей — богу. Сидит человек за столом, ни черта не делает, получаст тьму денег и еще жалуется.
— Вот действительно склочная натура. — заметил Скумбриевич, — даром что немец. К нему надо применить репрессии. Я как — нибудь скажу Полыхаеву. Тот его живо в бутылку загонит.
Однако Генрих Мария решил пробиться к Полыхаеву сам. Но, ввиду того что начальник „Геркулеса“ был видным представителем работников, которые „минуту тому назад вышли“ или „только что здесь были, попытка эта привела только к сидению на деревянном диване и взрыву, жертвами которого стали невинные дети лейтенанта Шмидта.
— Бюрократизмус! — кричал немец, в ажитации переходя на трудный русский язык.
Остап молча взял европейского гостя за руку, подвел его к висевшему на стене ящику для жалоб и сказал, как глухому:
— Сюда! Понимаете? В ящик. Шрайбен, шриб, гешрибен. Писать. Понимаете? Я пишу, ты пишешь, он пишет, она, оно пишет. Понимаете? Мы, вы, они, оне пишут жалобы и кладут в сей ящик. Класть! Глагол класть. Мы, вы, они, оне кладут жалобы… И никто их не вынимает. Вынимать! Я не вынимаю, ты не вынимаешь…
Но тут великий комбинатор увидел в конце коридора широкие бедра Скумбриевича и, не докончив урока грамматики, побежал за неуловимым общественником.
— Держись, Германия! — поощрительно крикнул немцу Балаганов, устремляясь за командором.
В то время, покуда великий комбинатор пиратствовал на морс, Генрих Мария Заузе, подстерегший все — таки Полыхаева и имевший с ним весьма крупный разговор, вышел из „Геркулеса“ в полном недоумении. Странно улыбаясь, он отправился на почтамт и там, стоя за конторкой, покрытой стеклянной доской, написал письмо невесте в город Аахен:
„Дорогая девочка. Спешу сообщить тебе радостную весть. Наконец — то мой патрон Полыхаев отправляет меня на производство. Но вот что меня поражает, дорогая Тили, — в концерне "Геркулес" это называется загнать в бутылку (sagnat w butilku!). Мой новый друг Бомзе сообщил, что на производство меня посылают в виде наказания. Можешь ли ты себе это представить? И сможет ли это когда — нибудь понять наш добрый доктор математики Бернгард Гернгросс?""
У современного читателя после знакомства с "приключениями герра Волтерса в стране большевиков" может возникнуть некоторая обида на автора: неужели все было так неприглядно и неустроенно в тогдашнем сугубо провинциальном городе? (Новосибирск в те годы, хотя и считался центром Западно — Сибирского края, фактурой своей этому званию не соответствовал.) Издателям, проживающим, кстати, именно в Новосибирске, представляется, что немецкий специалист отнюдь не был настроен чересчур предвзято и негативно ко всему увиденному. Просто для человека, привыкшего к европейским стандартам как быта, так и делового стиля, действительно, многое бросалось в глаза, больше, чем даже нам сейчас при взгляде на то, как жили и работали люди 75 лет назад именно здесь, в этом городе. Поэтому надеемся, что здоровое любопытство к картинам и событиям прошлого, о котором кто — то, может, и слышал от родителей и дедов, а кто — то и нет, сделает эту книгу интересной для широкого круга читателей.
1
Burchard Preusler. Walter Schwagen — scheidt. — Stuttgart, 1985. — S. 98.
2
Konrad Puschel. Wege eines Bauchauslers. — Dessau, 1997. — S. 84
3
Milka Bliznakov. The realization of Utopia: Western technology and Soviet avant — garde architecture// William C. Brumfield, ed., Reshaping Russian architecture: Western technology Utopian dreams. — New York: Cambridge University Press, 1990. — P 173.
4
Борис Шпотов. Компания Форда и Россия, 1909–1941 г. // США: экономика, политика культура. — 1999. — № 5.
5
Н. R. Knickerbocker. Der Rote Handel droht. — Berlin, 1931. — S. 66–68.
6
Докладная записка M. Тухачевского на имя К. Ворошилова от 2 ноября 1931 г. // Советская военная элита в политической борьбе 20–30–х годов" / С. Т. Минаков. — Кадровая политика. — 2003. — № 1. — http://www.whoiswho.ru/kadr_politika/12003/stm10.htm.
