Н. Попов - Конструктор боевых машин
Это, видно, и было тем обязательством, которое он взял на себя там, в Кремле…»[50].
«Жозеф Яковлевич всегда выполнял свои обещания, — пишет механик-водитель К. Е. Егоров. — Когда он обещал что-либо, то всегда держал слово. Назад свои обещания никогда не брал».
«Он был доступным и принимал людей в любое время», — вспоминает инженер И. С. Волков.
«Когда он вызывал кого-нибудь, то давал точную установку, не тратя лишнего времени, — рассказывал инженер К. И. Буганов. — Все технические вопросы он решал быстро, но у него была колоссальная пропускная способность: люди долго в приемной у него не задерживались. Причем он все успевал делать. Это был человек, равного которому по технической эрудиции я не встречал».
«Свои задания главный конструктор всегда проверял лично, — пишет конструктор В. Г. Толочин. — В первый год моей работы в КБ Ж. Я. Котин поручил мне произвести расчетную оценку двух компоновочных вариантов. „Эти результаты нужны мне сегодня“, — сказал он. Я закончил расчет и принес главному. Секретарь сказала, что Жозеф Яковлевич уехал на другой завод. Прождав его до 9 вечера, я ушел домой. А на следующий день мне передали записку, которую написал главный в тот вечер: „Вам, как молодому специалисту, совершенно необходимо привыкнуть к точности и аккуратности в выполнении заданий. Если я поручил вам показать мне сегодня результаты, именно сегодня это должно быть исполнено. Надеюсь, что в будущем мне не придется вам об этом напоминать“.
Этот случай послужил мне хорошим уроком. Сам главный конструктор показывал пример точности и дисциплинированности. Это проявлялось и во внешней строгой подтянутости, и во времени начала совещаний, и в исполнении своих обещаний, на которые он был скуп, но выполнял всегда…»
Работавшая в то время чертежницей в КБ Ж. Я. Котина А. П. Куликова вспоминает, как, получая небольшой оклад, она с подругой вынуждена была ночами подрабатывать, выполняя посторонние заказы. Однажды она чертила всю ночь, под утро уснула и опоздала на работу. Порядки были строгие, доложили главному конструктору. Тот предложил зайти к нему и объяснить причину опоздания. Выслушав ее честный рассказ о работе ночью, Ж. Я. Котин оставил проступок чертежницы без административного наказания. Но на первом же партийно-комсомольском собрании выступил и призвал обратить внимание на зарплату и быт молодежи, с тем чтобы избавить ее от необходимости «халтурить» по ночам. Вскоре после этого случая А. П. Куликовой прибавили зарплату и выдали премию в размере оклада.
«При огромной требовательности со стороны Ж. Я. Котина, — вспоминает конструктор А. Н. Стеркин, — ни один конструктор, ни один рабочий не был уволен с завода так, чтобы потом пострадал при решении вопроса о трудоустройстве… Каждого конструктора Жозеф Яковлевич отлично знал, знал и деловую сторону и семейное положение… Случалось, что конструктор ошибался при проектировании, но с чувством ответственности, не теряя времени, принимал меры к исправлению, и главный конструктор всегда оказывал помощь, проявляя при этом много такта».
Ж. Я. Котину, коммунисту с горячим сердцем, не свойственно было чувство самоуспокоенности. Он постоянно следил за развитием бронетанковой техники за рубежом и хорошо знал возможности германской военной промышленности по оснащению немецко-фашистской армии современными боевыми машинами, мог сравнить их с танками, которыми вооружала Красную Армию советская промышленность. «Жизнь выдвигает перед нашей наукой и техникой все новые и новые задачи, — писал Ж. Я. Котин. — Вторая мировая империалистическая война, бушующая за рубежами советской земли, бешеная гонка вооружений заставляет ученых и изобретателей капиталистических стран лихорадочно работать над разрешением военных проблем по созданию новых видов и типов вооружений, новых заменителей металлов, нефти, каучука и т. д. В этих условиях мы не можем, не имеем права отставать от капиталистических стран…»[51].
В 1933 г. в фашистской Германии началось конкурсное проектирование танков. К 1935 г. на производство были приняты легкие танки T-I и T-II. Вслед за ними начали выпускать два победивших на конкурсе образца средних танков. Первый из них фирмы «Даймлер — Бенц» получил марку T-III, второй — фирмы «Крупп» — T-IV. В 1936–1938 гг. было выпущено несколько десятков этих машин в виде установочной партии. Танки выпускались в различных модификациях и отличались буквенными индексами — «А», «В», «С» и т. д. Пятая модификация танка T-III — «Е» была принята в качестве серийной машины и поступала в немецкие танковые и моторизованные дивизии. При массе 19,5 т танк Т-III имел 37-мм полуавтоматическую пушку и ходовую часть, основанную, как у ленинградского KB, на торсионной подвеске. На машине был применен одноступенчатый планетарный механизм поворота, установлены надежные средства наблюдения и связи. Ко времени нападения на Польшу, 1 сентября 1939 г., в немецко-фашистской армии было уже несколько десятков таких машин, а при нападении на Францию, в мае 1940 г., в боях участвовало 350 танков T-III.
Крупповская машина T-IV также имела несколько модификаций. Ее первоначальная модель «А» весила 17,3 т, имела 75-мм короткоствольную пушку, пробивавшую с 500 м броню толщиной до 40 мм. Все танки T-III и T-IV первых серий имели 30-мм броню.
В результате проверки машин в ходе сражений в Польше и во Франции была создана пятая модификация танка T-IV, получившая индекс «Е». На танк T-IV-E поставили лобовую броню толщиной 50 мм, его масса возросла до 21 т. Потом ширину гусеницы увеличили с 380 мм до 400 мм. Ж. Я. Котин понимал, что последним нововведением немецкие конструкторы пытались приспособить свой танк к грунтовым дорогам, преобладавшим на Востоке. Ширина гусеничной цепи котинского КВ-1 была сразу же выбрана равной 700 мм. Теперь КВ-1 имел преимущество перед немецкими танками Т-III и T-IV не только по вооружению и защите, но и по проходимости, особенно в условиях бездорожья.
В 1940 г. образец немецкого танка T-III был закуплен Советским правительством. Машину разобрали и изучили. Решили обстрелять бронебойными снарядами из Т-34. Снаряды, выпущенные из 76-мм пушки, пробивали и корпусную и башенную броню немецкого танка с расстояния в 1500 и 2000 м. На броне Т-34 эти снаряды оставляли лишь вмятины. Снаряды 37-мм пушки танка T-III поражали только бортовую броню танка Т-34, да и то с расстояния не более 500 м, но броню танка KB немецкая пушка пробить не могла. Превосходство советских танков Т-34 и KB над немецкими T-III и T-IV было настолько очевидным, что у советских специалистов по бронетанковой технике возникли сомнения: действительно ли это основные танки фашистской Германии? В СКБ-2 на Кировском заводе оживленно обсуждали рассказ технолога Н. Макеева о поездке в Германию в составе группы советских специалистов. По его рассказу выходило, что наш тяжелый танк KB далеко опережал все зарубежные машины. По поводу поездки наших военных специалистов в Германию перед самой войной имеется любопытное свидетельство известного немецкого генерала Г. Гудериана, идеолога танковой войны: «Русские, осматривая наш новый танк T-IV, не хотели верить, что это и есть наша самая тяжелая боевая машина. Они неоднократно заявляли о том, что мы якобы скрываем от них наши новейшие конструкции, которые Гитлер обещал им показать. Настойчивость комиссии была настолько велика, что наши фабриканты и офицеры управления вооружения предположили, что советские танкостроители обладают более тяжелыми и совершенными типами танков, чем немцы». Но поставщикам оружия гитлеровской армии действительно нечего было показать — более совершенных и сильных машин они не имели, а о советских новейших танках они почти ничего не знали.
