Александр Кукаркин - Чарли Чаплин
В «Скитальце» Чаплин создал трогательный образ бродяжки-скрипача, который спасает от злого цыгана беззащитную девушку, выкраденную еще ребенком из родной семьи. Он берет на себя заботу о ней, но девушка предпочитает ему красивого художника. Страдания влюбленного Чарли, его ревность и горечь разочарования придают многим кадрам комедии драматическую окраску. По портрету девушки, написанному художником, одна богатая дама узнает в ней свою давно пропавшую дочь. Она приезжает за ней и увозит с собой в автомобиле. Чарли, оставшийся вновь одиноким, с тоской смотрит им вслед. Неожиданно автомобиль возвращается, и девушка усаживает в него обезумевшего от радости Чарли.
За время, прошедшее между появлением на экране «Скитальца» и «Малыша», Чаплин выпустил большое количество произведений, которые более непримиримо критиковали и высмеивали устои, нравы и мораль буржуазного общества. И все же, несмотря на это, оба фильма, с их благополучными финалами, свидетельствовали о том, что в те годы Чаплин еще не расстался бесповоротно с некоторыми иллюзиями. Это как нельзя лучше объясняет известную непоследовательность в развитии чаплиновского творчества.
Открыть полностью глаза на окружающий мир заставят киномастера знаменательные события 30-х годов. Не случайно именно тогда будут созданы шедевры его творчества («Огни большого города», «Новые времена», «Великий диктатор») — художественное мастерство комедиографа, достигшее к тому времени своего расцвета, будет сочетаться с проницательной мыслью социолога, политика, философа.
Однако часть своих иллюзий Чаплин порастеряет еще раньше. Он снимал «Малыша» до своей поездки в послевоенную Европу: в августе 1921 года артист неожиданно для сотрудников по студии отправился в путешествие. По возвращении он описал его в небольшой книжке «Моя поездка за границу». На первых страницах ее Чаплин с горечью замечает, что только его близкие друзья «знают, что значат семь лет беспрестанной трепки нервов», понимают, как сильно он нуждается в отдыхе.
Именно перед отплытием Чаплина в Европу американские газетчики усиленно интересовались его «большевистскими» убеждениями. Полный достоинства ответ артиста вызвал настоящую бурю негодования в правой прессе, объявившей его «сознавшимся коммунистом».
По прибытии в Англию европейские корреспонденты засыпали Чаплина новым градом вопросов. И среди них — снова:
— Вы большевик?
— Что вы думаете о Ленине?
И Чаплин отвечает:
— Это совершенно замечательный человек, апостол подлинно новой идеи.
— Верите ли вы в русскую революцию и в ее будущее?
— Я вам уже сказал: политикой я не занимаюсь.
За эти пытки настоящего «допроса с пристрастием» Чаплин был вознагражден сторицей восторженной встречей, оказанной ему лондонцами.
«…Это — Англия, и я влюблен в каждый клочок ее… Я с трудом продвигаюсь в толпе, запрудившей вокзал… Отовсюду доносятся приветственные крики… Я чувствую, что меня по-настоящему, горячо любят. Что я такое сделал? Заслуживаю ли я хоть частицу этой любви?»
Чаплин потихоньку удрал из роскошного отеля и поехал в родной Кеннингтон. Он без устали ходил по нищему и невзрачному Ист-энду, смотрел на мрачные серые и красные дома, улыбался им своей печальной улыбкой как старым друзьям.
«Боже мой! Кто это стоит на мосту? Старый слепой нищий!.. Я видел его здесь, когда еще был пятилетним мальчиком. И тогда он стоял так же — спиной к стене, по которой струится грязная, сальная вода.
На нем та же старая одежда, только еще более истлевшая от времени, то же самое выражение в незрячих глазах, которое пугало меня, когда я был мальчиком. Все то же самое, но только все кажется еще более ветхим и жалким…
Как все это грустно! Этот старик— олицетворение бедности в ее наихудшей форме; он впал в полную апатию, которая приходит, когда потеряна всякая надежда. Как грустно…
На улицах встречается много накрашенных женщин; многие из них под руку с кавалерами, другие — в поисках кавалеров. У некоторых мужчин нет одной руки; у многих из них на груди различные знаки военного отличия. Эти молодые люди — красноречивое свидетельство войны со всеми ее последствиями. Тут же нам попадаются бродяги и немощные нищие. Все это производит на меня удручающее впечатление. Какую грустную картину являет собой Лондон! Повсюду люди с усталыми, измученными лицами после четырехлетней войны!
…За первые три дня моего пребывания в Лондоне я получил 73 тысячи писем… Я получал письма, адресованные просто Чарли Чаплину, «Королю Чарли», «Королю смеха»; на некоторых был нарисован помятый котелок; на других изображены мои башмаки и тросточка; в некоторых торчало белое перо и задавался вопрос, чем я занимался во время войны… Были также письма, в которых выражалась благодарность за ту радость, какую я доставил их авторам. Такие я получал буквально тысячами. Один молодой солдат прислал мне четыре медали, полученные им в мировой войне. Он объяснял, что посылает их мне, так как я никогда не был вознагражден должным образом. Его собственная роль была так ничтожна, а моя — так велика, что он решил переслать мне свой военный крест, полковые и прочие знаки отличия, так как я имел больше прав на них».
Во время своего пребывания в Англии Чаплин встречался с рядом интересных людей, в частности с писателем Гербертом Уэллсом, которого подробно расспрашивал о совершенной им поездке в Советскую Россию и о встрече с В. И. Лениным.
Из Англии Чаплин отправился во Францию. Жизнь послевоенного Парижа, этого «города-шедевра», нашла для него воплощение в образе старухи нищенки, сидевшей на ступеньках церкви и скрывавшей свои страдания за улыбкой.
Глубокие мысли пробудила в нем поездка в Германию.
«Германия прекрасна. Она стремится опровергнуть войну. Повсюду люди заполняют поля, пашут, лихорадочно работают. Мужчины, женщины и дети — все за работой. Перед ними стоит великая задача восстановления и переустройства. Великий народ, сбитый с правильного пути неизвестно кем, неизвестно для чего.
…По ночам улицы темны и мрачны, и именно ночью особенно чувствуются результаты войны и поражения… В самом центре города мы встречаем множество калек с мрачными, горестными лицами. У них такой вид, будто они дорого заплатили за что-то и ничего не получили взамен».
Много, очень много горя и несчастья повидал Чаплин на разоренных войной дорогах Европы. Люди, сами дома и улицы европейских столиц, казалось, кричали о варварском бессердечии этого жестокого мира, о полном его политическом и социальном неустройстве. И записи, завершающие путевой дневник художника, мало напоминают по своему настроению благодушный финал «Малыша». Но самые последние строки были пронизаны бодростью и творческим горением:
