Александр Махов - Тициан
Между двумя портретами много общего. На них изображены люди высокого интеллекта, остро мыслящие и тонко чувствующие. Несмотря на эрудицию, молодость и полноту сил, они ощущают себя неприкаянными, живя в гордом противостоянии миру зла и лицемерия. И эти настроения трагического одиночества получат еще более сильный акцент в поздних работах Тициана. С годами персонажи на его портретах будут мужать и взрослеть вместе с ним самим.
Отныне у него прибавилось забот по дому, ибо он нес ответственность за живущую у него девушку, хотя верным подспорьем ему был брат, тепло и по-отечески относившийся к Чечилии. После тяжелого ранения Франческо заметно изменился и стал более сдержанным и рассудительным. Видимо, он уже осознал, сколь велика разница между его скромными возможностями живописца и редким даром младшего брата. Он искренне радовался, видя, как Тициан преображался в присутствии Чечилии, становясь на удивление разговорчивым и полным обаяния. Сам же он часто замыкался, а по вечерам поднимался к себе или шел коротать время у мозаичистов братьев Дзуккато, оставляя брата наедине с Чечилией. Тициан понимал причину подавленности брата. Он всегда испытывал к нему самые нежные чувства и, чтобы ободрить его, нередко предлагал кое-что подправить на своих картинах. При этом он делал такие предложения крайне осторожно, стараясь не обидеть и не задеть самолюбие Франческо.
Теперь он редко задерживался в мастерской. Его тянуло к дому, где ждали накрытый стол, тепло и приводившая в умиление улыбка Чечилии. Она продолжала краснеть при его появлении, обращалась к нему на «вы» и наотрез отказывалась садиться вместе ужинать. По вечерам он засиживался за столом, думая о завтрашнем дне. Франческо рано уходил в свою комнату, а Чечилия еще возилась на кухне. Вот и ее не слышно. Тогда он брал свечу и шел к себе, но, проходя мимо комнаты девушки, всякий раз останавливался и прислушивался, словно ожидая желанного зова. На этот раз снизу раздался громкий стук в дверь, и ему пришлось пойти открывать. За дверью оказался один из подмастерьев, прибежавший сообщить хозяину, что сегодня пополудни 29 ноября 1516 года на восемьдесят седьмом году от роду скончался великий Беллини. Как отметил Санудо в своем «Дневнике», «хотя Джамбеллино был очень стар, но продолжал рисовать и писал превосходно».
С его смертью уходила целая эпоха, называемая Кватроченто, с ее ожиданием грядущего, отраженным на прекрасных ликах задумчивых крестьянских мадонн Беллини. А сколько умиротворенности и гармонии выражали его «Святые собеседования» со строго симметричной композицией! Беллини был истинно венецианским живописцем среди всех живущих художников, хотя на своих картинах он так и не запечатлел сам лагунный город с его прекрасными дворцами и каналами, отразив неповторимую по колориту среду и световоздушную атмосферу Венеции.
Утром Тициан отправился на площадь Сан-Марина, где в мастерской покойного собрались многочисленные друзья. Через два дня состоялись похороны с отпеванием в величественном соборе Дзаниполо, то есть святых Иоанна и Павла — пантеоне воинской славы Венеции. Неслучайно перед собором водружена величественная конная статуя кондотьера Бартоломео Коллеони работы Верроккьо, учителя Леонардо да Винчи. Правда, из исторических хроник явствует, что полководец, оставивший Венеции свое огромное состояние, оговорил в завещании, чтобы ему был установлен памятник перед базиликой Сан-Марко.[45] Но судьба распорядилась иначе.
Тысячи венецианцев пришли попрощаться с обожаемым Джамбеллино. С ним уходила в историю целая эпоха славных свершений венецианского искусства. В соборе были дож Лоредан со свитой, высшее духовенство, знать, иностранные послы, художники. Немного позади у колонны стоял Тициан и истово молился. Видимо, он каялся в грехах, вспомнив, как, объятый гордыней, упорно домогался выгодной должности соляного посредника, хотя занимающий ее Беллини был еще жив. К нему подошли Наваджеро с Аурелио, сенатор Микьель и еще кто-то из друзей. Словно выражая ему поддержку и солидарность, они всем своим видом показывали остальным, кто по праву является наследником и продолжателем дела ушедшего из жизни великого мастера, на кого пал нелегкий жребий прославлять далее венецианское искусство.
* * *…Зима в тот год выдалась необычно холодная. В течение всего декабря валил снег, ночи стояли морозные, и под утро каналы и протоки покрывались тонкой коркой льда. Странное зрелище представляли собой площадь Сан-Марко под снежным покровом или черные гондолы на причале, припорошенные снегом. Какая удивительная графичность в этом противопоставлении цвета! В такие редкие моменты Венеция предстает в необычном и еще более таинственном облике, словно желая на время отдохнуть и собраться с силами, чтобы вновь показаться во всем своем первозданном блеске.
Рожденные в горах братья Вечеллио привыкли не к таким холодам. Работа спорилась, и мастерская была завалена начатыми холстами и картонами с эскизами. Тициан сумел уговорить Франческо взять на себя ведение всех дел, связанных с отчетностью: куда, кому и что отправлено, от кого сколько получено и с кого еще что-то причитается. В любом деле должен быть порядок, к которому их с детства приучили родители. Так появилась на свет «Расчетная книга» братьев Вечеллио, из которой, помимо скрупулезно внесенных рукой Франческо данных о поступлениях и расходах по мастерской, можно почерпнуть сведения о картинах и заказчиках. После смерти брата в «Расчетной книге» появятся пометки, сделанные собственноручно Тицианом с некоторыми любопытными подробностями о жизни самого художника и его мнением о заказчиках.
В мастерскую частенько наведывалась Чечилия, приходившая немного прибраться и принести братьям что-нибудь перекусить. Но Франческо решил нанять для этого прислугу, поскольку при появлении девушки Тициан приходил в сильное возбуждение и отвлекался от дел, а их накопилось немало после возвращения из Феррары. Не проходит дня, чтобы не объявился посол Тебальди с напоминанием о том, что герцог Альфонсо д'Эсте полон нетерпения и ждет не дождется «Подношения Венере», равно как и других заказанных аллегорий. С послом приходилось долго объясняться и, теряя время, терпеливо доказывать, что столь сложный заказ требует большой подготовительной работы.
На днях стало известно, что отправленная в дар генералу виконту де Лотреку картина Беллини «Снятие с креста» чем-то не понравилась французу. Каприз виконта пришелся не по нутру гордому дожу Лоредану. Но, ценя добрые отношения с Францией, он все же распорядился заменить официальный подарок находящимся во дворце тициановским триптихом «Святые Михаил, Георгий и Теодор», тем паче что французский генерал был награжден за боевые заслуги именно орденом Святого Михаила. Эта новость порадовала Тициана — наконец-то власти республики Святого Марка начинают по достоинству оценивать искусство пока еще не объявленного официальным своего главного художника. Если бы к тому же удалось продвинуться в работе над «Битвой при Кадоре»! Его сумел несколько успокоить Наваджеро, заверив, что в окружении дожа наслышаны о заказе францисканцев из Фрари и понимают значение и важность этой работы. Но и с батальной картиной не стоит слишком медлить, поскольку терпение правительственных чиновников не бесконечно и дело может обернуться крупным скандалом.
