Сергей Нечаев - 10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец
Изложение этих событий мемуаристкой Анной Потоцкой весьма своеобразно:
«Неприятель удалился, чтобы сконцентрировать свои силы, а император, вполне уверенный в своей победе, ничуть этим не тревожился и, по-видимому, ждал, когда тот на него нападет.
Погода была по-прежнему очень суровая, и Наполеон, не зная, как провести время, послал за графиней Валевской. Брат красавицы, неожиданно превратившийся из лейтенанта в полковника, поспешил привезти ее с соблюдением строгой тайны в главную квартиру, но разве возможно скрыть что-либо там, где столько праздных людей, которые хотят все знать, чтобы потом иметь возможность все разболтать? И почти тотчас же стало известно, что ночью приехала карета с тщательно опущенными шторами, а об остальном уже нетрудно было догадаться».
Об остальном нетрудно догадаться… Тезис весьма сомнительный, ибо догадки у всех разные. Они зависят от времени, места и множества разных других обстоятельств. Большая часть людей, кстати сказать, вообще не имеет своего мнения, а значит — может «догадываться» лишь о том, что диктует мнение общественное, которое, как известно, подобно маятнику, совершающему колебания от одной крайности к другой.
Очевидцы тех событий, естественно, не могли не обсуждать метаморфозы, случившейся с Наполеоном.
— Император, похоже, и в самом деле увлекся этой полькой, — говорили одни.
— Даже самым великим из великих иногда угодно бывает внушать окружающим мнение, будто они не так уж и суровы, как предполагают, — вторили им другие.
— Хотя в действительности…
— В действительности император никогда по-настоящему не любил ни одну женщину, даже собственную жену.
— Однако трудно поверить в его холодность, ведь польская графиня красива, как ангел.
— Но она замужем.
— И что с того? Граф Валевский намного старше ее, и этот брак, говорят, с самого начала был чудовищным мезальянсом.
— И все же не стоит льстить себя надеждой обнаружить хоть какую-нибудь слабость в нашем императоре. Все, что он делает, делается слишком обдуманно, чтобы можно было заподозрить тут хоть самую малость любви.
— Никто и не говорит о любви. Возможно, это просто кратковременное увлечение, интрижка. Об этом шепчутся решительно все.
— Да, но никто этому не верит. Все думают, что император, стремясь рассеять скуку, просто пытается развлечься. Не он ли говорил, что любовь — это глупость, совершаемая вдвоем…
* * *За ехидными словами пани Потоцкой и ей подобных скрываются три недели, которые Наполеон и Мария Валевская пробыли вместе. То, какими были эти три недели, дало право Анджею Зайончковскому утверждать, что «здесь, в Финкенштейне, страсть императора и покорность Марии превратились в настоящую взаимную любовь. Из наложницы императора графиня Валевская превратилась в его польскую супругу».
Биограф Валевской Мариан Брандыс с этим полностью согласен:
«Совместное пребывание в Финкенштейне придало новый тон отношениям Валевской с императором. Это уже не были тайные, торопливые свидания в королевском замке в Варшаве, прерываемые бурными взрывами Наполеона и орошаемые слезами Марии. В мазурской штаб-квартире, в тиши двух смежных комнат, в отдалении от остального мира, бурный варшавский роман приобретает черты супружеской респектабельности».
Однако при этом все делалось с соблюдением величайших предосторожностей. Рядом со своей спальней, посреди которой возвышалась огромная кровать с малиновым шелковым на белой подкладке пологом, Наполеон устроил для Марии комнату с примыкающей к ней уборной, откуда она не выходила в течение целого дня. Если ей хотелось подышать воздухом, то она шла прогуляться под покровом ночи.
Ни слуги в Финкенштейне, ни обитатели деревни, ни кто-либо из свиты императора никогда не встречали графиню Валевскую лицом к лицу.
Мариан Брандыс пишет:
«Поездка в Финкенштейн была со стороны Марии актом большой смелости. Она же знала, чем рискует. В Варшаве вся история еще укладывалась в рамки приличий. Был муж, были кузины и подруги, были те или иные ширмы. Там все еще можно было повернуть вспять, от всего еще можно было отречься. Скандалезные любовные похождения случались с самыми высокопоставленными светскими дамами. После них прибегали к карантину, уезжая на два-три месяца в деревню, и все быстро забывалось. Но здесь возврата уже не было. Это означало разрыв с мужем, отказ от сына, прощание со всей прошлой жизнью».
Графиня Валевская как будто выпросила у Наполеона, что никто не узнает о ее пребывании в Финкенштейне. Император делал что мог, лишь бы исполнить ее желание. Спальня любовников и примыкающая к ней комната фаворитки были отделены от остального замка глухой стеной.
А вот завтракали, обедали и ужинали влюбленные всегда вместе. Это было то преимущество, которое Мария Валевская имела даже перед Жозефиной. За столом им прислуживал только камердинер Констан, который не находил достаточно похвал для обаятельной молодой графини. Позднее он вспоминал:
«Император приказал приготовить помещение рядом с его покоями. Мадам В… поселилась там и уже не покидала замка Финкенштейн, тем более что в Варшаве ее старый муж, оскорбленный в своем достоинстве и в своих чувствах, не хотел более принимать под свой кров женщину, которая его оставила. Мадам В… жила в Финкенштейне все три недели пребывания там императора. Все это время она проявляла к Его Величеству самую возвышенную и бескорыстную привязанность. Император со своей стороны как будто понимал эту ангельскую женщину; ее поведение, полное доброты и самоотверженности, оставило во мне неизгладимое воспоминание. Обедали они всегда вместе; я обслуживал их один и был свидетелем их бесед — живых и возбужденных со стороны императора, и нежных и меланхоличных со стороны мадам В… В отсутствие Наполеона мадам В… проводила время в одиночестве, читая или же наблюдая из-за занавесок комнаты императора за парадами и военными учениями, проводимыми во дворе замка. Такой же, как поведение, была и ее жизнь, всегда размеренная и всегда одинаковая».
* * *Однако, несмотря на все старания Наполеона, сохранить тайну было явно нелегко. В главной квартире на каждом шагу встречались поляки. Все они знали Валевскую лично. Кроме того, в Финкенштейне нес свою службу посвященный во все Бенедикт-Юзеф Лончиньский, который охотно встречался с варшавскими друзьями. Чтобы укрыться от людского любопытства, Марии приходилось прибегать к самым строгим ограничениям. Все три недели она ни разу не переступила порог своей добровольной тюрьмы. К окнам подходила только тогда, когда были опущены жалюзи.
