Максим Северин - Я дрался в Афгане. Фронт без линии фронта
За нами приехали два лейтенанта из Ашхабада. Нас, 21 человека из 21-й команды, отвели на обед и посадили на электричку до Москвы. С собой у каждого были кое-какие деньги, и всю дорогу мы поили своих «покупателей». Изрядно набравшись, мы спросили, куда они нас везут. В ответ мы услышали: «Ребята! Вы едете в такую дыру! Три учебки в Кушке, Теджене и Марах, которые готовят специально для Афганистана». Тогда мы были молоды и не сильно огорчились из-за услышанной новости.
11 мая нас отправили самолетом из Москвы в Ашхабад. Когда улетали, было еще прохладно, на нас были легкие куртки, свитеры, а Ашхабад встретил нас жарой под 30 градусов. Мать перед отъездом купила мне кеды за 3 рубля, и вот в Ашхабаде местный подошел ко мне и попросил продать ему мои новенькие кеды, мол, все равно в части они тебе не нужны будут, а чтобы мне, пока не переобуют, не ходить босиком, он притащил старые сапоги, на том и договорились. Я был такой не один — все ребята продавали становившиеся ненужными вещи: обувь, одежду, часы. Часов в 11 вечера наши лейтенанты построили нас, многие ребята еле стояли тогда на ногах. После «построения» нас погрузили на поезд, который уже к утру привез нас к станции неподалеку от части, до места нас довез «КамАЗ».
Сперва я попал в группу, обучавшуюся на механиков-водителей танка, но там был перебор, и нас, 70 человек, перекинули в Кишинский полк учиться на мехводов БМП. Полгода пробыл в учебке, и поздней осенью 83-го нас на «КамАЗах» перебросили в Афганистан по мосту через Амударью. Мы и еще много ребят из разных учебок попали в 122-й мотострелковый полк 201-й мотострелковой дивизии в городе Ташкурган, тогда я был в звании ефрейтора. По прибытии нас распределяли по подразделениям не офицеры, а «деды»: они ходили перед строем и отбирали, подходили и говорили: «Ты вроде бы ничего, пойдешь с нами», а куда и зачем, было непонятно. Я и два Сергея попали в разведроту. Один Серега был из Сум, парень был хороший, я с ним дружил, его перед самым дембелем застрелили в расположении полка на «бээмпэшке» — то ли «духи», то ли свои — непонятно, но скажу, что дедовщина у нас там была страшная, мог кто-то из молодых выстрелить; второй Серега был из Москвы, но он прослужил всего полгода: получил сквозное ранение, было задето легкое, и парня комиссовали.
— Каким было первое впечатление от Афганистана?
— Я в учебке привык, что после стрельбы было необходимо собрать и сдать все до одной гильзы. А тут мы идем, и патроны валяются под ногами, указываем на них сержанту, а тот лишь пренебрежительно махнул рукой. Идем дальше: валяются гранаты без запалов, и на них всем тоже плевать, никто их не собирает и никуда не сдает. Потом и мы к этому привыкли — приходя с операции, разряженное оружие сдавали в ротные оружейные комнаты, выстроенные в ряд из кирпича, патроны, остававшиеся в пачках, сдавали туда же, а 5–7 патронов, оставшихся в магазине, обычно выбрасывали около двери.
— Какими были задачи вашей разведроты?
— На боевые задания выходили в разном составе: бывало, что и всей ротой, а иногда и вовсе разбивались по отделениям.
Боевые задачи во многом зависели от офицеров. Первым командиром у нас был майор — справедливый мужик, понимавший солдат. Когда приходили с операции, он давал команду отдыхать. Мы разваливались на кроватях, и тогда никто не мог нас тронуть, даже замполит. Ротный любил устраивать душманам ночные засады на подъездных путях и в пустынях, но в основном где-то около кишлаков останавливали караваны, отдельные машины, вылавливали «духов».
Запомнилась мне самая первая моя боевая операция. Это был ноябрь 83-го. Неподалеку от Мазари-Шарифа мы выехали на трех бэтээрах, человек по 11–12 на каждом, и оборудовали засаду на подъездном пути. Замысел был несложным: расстрелять ехавших по дороге «духов», но они тоже были не дураки и поехали не по дороге, а в объезд по пустыне. Ночи в Афгане, кстати, намного темнее, чем у нас в России: сказывается и географическое расположение, и горная местность; солнце резко встает из-за гор, и сразу наступает рассвет, так же и с закатом: сумерек почти нет, солнце переваливает за гору, и наступает темная ночь. Под утро мы услышали гул автомобиля. Силуэта машины в темноте было не разглядеть, и ребята пустили осветительную ракету, автомобиль резко развернулся и помчался обратно в пустыню. Прозвучала команда «По машинам!», мы на ходу стали запрыгивать на бэтээры, цепляясь за что попало, я ухватился, повиснув над колесом. Потом началась стрельба. И вдруг на расстоянии метров в 500 мы увидели три тени — от нас убегали спрыгнувшие с машины душманы. Они думали, что мы погонимся за машиной, и стали уходить от нее в сторону, но просчитались и попали в свет наших фар. Как они убегали — так мы их троих и застрелили. Когда подошли, впечатление было не из приятных: перед нами лежали три трупа, и все были изрешечены, можно сказать, что лежали не люди, а фарш — по ним ведь одновременно стреляла толпа народа. Ребята принялись обыскивать трупы, а мне все это было еще непривычно: я неподвижно стою, наблюдая все это. И тут раздался крик одного из ребят: «Граната сейчас взорвется!» На одном из тел горела одежда, и кто-то из наших в последний момент заметил на теле гранату. Только мы отбежали обратно к бэтээрам, и раздался взрыв. Мы подошли обратно — тело душмана было разорвано на части. Забрав оружие — два старых 7,62-мм пулемета РПК, английскую винтовку «Бур» и ножи, — мы сделали несколько кругов по пустыне в поисках машины и, не найдя ее, спустя несколько часов вернулись в расположение. Ни благодарностей, ни наград за эту операцию никто не получил. Это были первые мои увиденные трупы, еще долго мне было не по себе.
Вспомню еще один бой. Сразу на выезде из Ташкургана на Кабул слева от дороги стоял небольшой кишлак. Ночью мы окружили кишлак, выставили засады и приготовились уничтожать выходящие из кишлака караваны. Но ночь была темная, и мы долго не могли найти в темноте кишлак. Полночи мы бродили в поисках его, после выслали двоих ребят на разведку. Пару часов их не было, потом в приборы ночного видения мы увидели, как нам навстречу идут два человека, свои это или не свои — в темноте было не разобрать. Мы доложили ротному, он сказал, что это возвращается наша разведка. Как только мы свистнули «разведке», эти двое резко рванули в сторону — это были «духи». Открывать огонь и преследовать их мы не стали, то, что пошли «духи», нас насторожило. Вскоре пришли разведчики, кишлак оказался всего в паре километров, мы заняли позиции вокруг него. По плану утром в наступление с противоположной стороны должна была пойти бронетехника, а все находившиеся в кишлаке «духи» должны были начать уходить из него и напороться на наш огонь.
