Борис Полевой - Эти четыре года. Из записок военного корреспондента. Т. I.
— В пшеничку заройтесь и пропотейте. Это при простудах куда как пользительно.
Знала бы добрая старуха, на что она обрекла нашего коллегу! Посреди ночи мы просыпаемся от какого-то грохота. Инстинктивно хватаем одежду… Обстрел? Бомбежка?.. В темноте слышим приглушенный стон, возню, дрожащий голос хозяйки:
— Свят-свят-свят!
Первым, как всегда, у нас от неожиданности оправляется Петрович. Его фонарик высвечивает в темноте район катастрофы. Оказывается, наш дорогой совинформбюрист, непривычный к крестьянскому ложу, свалился с печки, упал на стоящую под ней деревянную хозяйскую кровать и вместе с ее обломками оказался на полу. Так закончилось для него лечение липовым цветом. В общем-то, все это не страшно. Но боюсь, что на несколько дней Совинформбюро лишилось своего корреспондента, весьма серьезно повредившего ногу. Впрочем, оно не должно этого почувствовать. Корреспондентский корпус у нас на редкость дружный, «взаимная выручка в бою» стала традицией. Совинформбюро без новостей не останется и даже, вероятно, и не узнает о трагическом происшествии с его работником на Калининском фронте.
М. И. Калинин на Калининском фронте, в городе Калинине
На дворе лютые январские морозы. От «генерала Мороза» достается и нам. По утрам вся дверь в избе индевеет. Чтобы согреться, мы, проснувшись, занимаемся гимнастикой.
Наступление на нашем фронте продолжается. Несмотря на то что немецкие контратаки становятся все яростнее, уже освобождены Емельяновский, Тургиновский, Высоковский, Луковниковский районы. Как и предусматривали наши доморощенные стратеги, анализируя карту наступления, параллельное движение на запад 31-й и 29-й армий зажало в клещи старинный русский городок Старицу, жители которого когда-то сыграли немалую роль в сопротивлении татарскому нашествию. Как доносили партизаны и докладывали разведчики, отступая, немцы хотели создать в Старице крупный узел сопротивления, спешно возводили на крутом берегу Волги серьезные укрепления, согнав для этого жителей Старицкого и соседнего Луковниковского районов. Построили на гребне крутобережья дзоты, преградили дороги эскарпами, продолбили в мерзлой, крепкой, как камень, земле ходы сообщения. Все добротное, прочное, рассчитанное на жесткую оборону. И все это вынуждены были бросить, и именно потому, что были взяты в клещи.
Да, мы сейчас начинаем воевать по всем правилам передовой военной науки, бьем неприятеля тем самым оружием, которое он недавно успешно применял против нас. Мне хотелось побывать в Старице, тем более что во времена оны там заправлял комсомолом мой друг Андрей Гвоздев. Чудесный парень, журналист, поэт, знаток и любитель русской старины, которой в этом древнем городке отмечена каждая улица. Он привил мне интерес к своему городу. Я совсем было уже собрался в путь, но сегодня на узле связи мне передали телеграмму Лазарева: «На ваш фронт выезжает Михаил Иванович Калинин. Обеспечьте оперативное освещение пребывания. Попытайтесь взять беседу».
Михаил Иванович Калинин? Это новость! Мы, тверяки, любим чудесного нашего земляка. И не только как «всесоюзного старосту», но и как человека, в котором как бы сфокусировались лучшие качества большевика. Он сам из крестьян небольшого села Верхняя Троица, что совсем недалеко от Кашина, того самого Кашина, который недавно исполнял обязанности временной столицы области. В селе этом имеется старый, дореволюционной постройки, крестьянский дом, точнее — пятистенная изба с мезонинчиком. Там живет и ведет хозяйство пожилая сестра Михаила Ивановича, крестьянка, а он, президент страны, богатой самыми различными курортами, предпочитает отпуск свой проводить в родном краю, за крестьянской работой: пахать, косить, отбивать косы, копаться на огороде или ловить рыбу в неторопливой, неширокой, но полноводной реке Медведице. Портреты Михаила Ивановича висят во всех колхозных избах. У большинства Иванов в деревне сыновья зовутся Михаилами. Биография народного любимца широко известна. Многие из моих земляков встречали Калинина, беседовали с ним, бывали у него на приемах, слушали выступления и могут дополнить его и без того богатую биографию какой-то новой черточкой из своих собственных наблюдений.
И меня, тверского журналиста, профессия не раз сталкивала с удивительным этим человеком. И вот, двигаясь теперь по фронтовой дороге в город, вспоминаю, как в начале колхозного строительства газета наша получила от кашинского собкора сообщение, что Михаил Иванович, отдыхая после болезни, одним из первых записался в колхоз, что на него заведена трудовая книжка и что он уже отработал первые трудодни. Наш неутомимейший на разные выдумки редактор срочно снарядил фотографа и меня на самолете с заданием приземлиться где-нибудь на поле около Верхней Троицы, повидать Михаила Ивановича, выяснить подробности, взять беседу, сфотографировать трудовую книжку, бухгалтерский фолиант, куда вписаны трудовые дни нашего Калинина. Немедленно! Вылетайте немедленно! Из Москвы наверняка уже выехали туда корреспонденты. Опередить! Забрать материал, привезти в завтрашний номер!
Прилетели. С грехом пополам сели на пойменном лугу. От первых же встречных узнали: ну как же, как же, здесь наш Калиныч! В Тятькове живет, а сегодня дома был. С утра покосил, ну а теперь вроде бы на Медведицу пошел, рыбу там ловит. Двинулись прямо на реку. Берега были пусты, только двое пожилых дядек, сидя в приткнутой к берегу лодке, смотрели на неторопливое течение. Не увидев нигде Михаила Ивановича, мы подбежали к ним и спросили, не знают ли они, где он. Тот, кто был помоложе, неприязненно, даже подозрительно посмотрел на нас:
— А кто вы такие будете?
Второй же, что был постарше, с седоватой стриженой головой, с широким носом, посмотрел на нас веселыми глазами и спросил:
— А на что он вам?.. Может, я за него пригожусь? — И тихо, но очень весело рассмеялся.
В самом деле, это был он, Калинин, остриженный, без бороды и усов. Посмеиваясь, он тут же, в лодке, побеседовал с нами, а потом пригласил нас с летчиком в свой дом попить чайку. Босой, в косоворотке без пояса, возвращался он домой. Посмотрел на наш самолет-стрекозу, на следы, оставленные им на лугу, покачал головой и сказал с укоризной:
— Такая уж у вас спешка?.. Луг-то зачем было мять?..
За нами шел тот, помоложе, человек, неся в руках увесистую насадку с рыбой. У околицы Михаил Иванович отобрал насадку и понес сам.
— Это чтобы знали, что не зря я на реке-то торчал… Тут ведь народ зубастый… засмеют.
Рыбу он сдал сестре, распорядился, что в уху, а что на жарку. Поднялись в прохладный мезонин, где стоял массивный стол с чисто выскобленной столешницей. Вскоре на нем появились самовар, сахарница, щипцы, а в корзиночке груда сушек. Потом сестра принесла большую сковороду, в которой шкварчали и брызгались салом толстые ломти чайной колбасы. Появился графинчик мутного стекла и очень красивые стопочки, на каждой из которых была дарственная надпись: «Михаилу Ивановичу от рабочих завода „Красный Май“».
