Георгий Агабеков - Секретный террор
— А что вы можете мне предложить? — задал вопрос консул.
Мы переглянулись между собой, ибо вопрос был для нас неожиданным. Наконец Стырне решил идти в открытую.
— Смотря, что вы можете нам предложить. Скажите, в чем конкретно вы можете нам помочь, и, я надеюсь, об условиях мы договоримся, — ответил Стырне.
— Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас является небольшими деньгами, — выкладывал консул свои условия.
Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища так же, как и вопрос о такой сумме, как 10 000 рублей золотом, мы были не вправе решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.
— Хорошо, мы обсудим ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению, — ответил Стырне.
Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще короткое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остались одни. Стырне задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.
— Да, дело нелегкое достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, а это займет недели две времени. Да и едва ли наши главки согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим, — задумчиво сказал Стырне. — А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени, — обратился он ко мне.
Я сидел на конспиративной квартире с молодым таджиком, недавно приехавшим из Парижа. Это был мой секретный агент Хубаншо, подружившийся с афганским консулом и информировавший нас о консульских делах. Хубаншо был завербован отрядом особого отдела ОГПУ на Памире. Там же ему преподали несколько лекций политической грамоты и зачислили членом коммунистической партии. Всего только три месяца, как он впервые в своей жизни спустился с горных вершин Гималаев и, приехав в Фергану, увидел поезд и автомобиль. Свидетели рассказывали мне, что когда Хубаншо увидел движущиеся деревянные дома-вагоны без всякой посторонней помощи, то этот коммунист — авангард мирового пролетариата — испугался и убежал со станции в горы. Его с трудом поймали, привели обратно и объяснили, что тут нечистая сила ни при чем, а во всем виноват паровоз. Однако, несмотря на дикость, Хубаншо обладал природным умом и сообразительностью. А главное — он был наделен хитростью дикаря.
— Ну, как поживает твой сородич — консул? — спросил я его.
— Ничего себе. Он ожидает вашего ответа на его предложение и удивляется, что так долго его не имеет. Сейчас в консульстве спокойно, дипломатические курьеры уехали, и консульство почти опустело, — докладывал он.
— Хубаншо! Ты обещал принести мне план расположения консульских комнат и до сих пор не приносишь. В чем дело?
— План у меня давно готов, товарищ Агабеков, но я не умею чертить, — ответил Хубаншо смущенно.
— Так давай ты будешь объяснять, а я начерчу, — предложил я. И мы подробно нанесли на бумагу план консульства.
— А что представляет из себя секретарь консула? — продолжал спрашивать я у Хубаншо.
— Это пожилой афганец, который почти ничего не делает. У него имеется работа, лишь когда консульство готовит почту. Как только дипкурьеры уезжают, он свободен и редко бывает в консульстве.
— Где же он проводит время?
— Он живет с одной русской женщиной и почти все свободное время проводит у нее, — ответил Хубаншо.
— Кто она такая? — спросил я.
— Не знаю. Она, кажется, портниха. Если нужно, я завтра узнаю о ней все подробности.
— Да, пожалуйста, завтра же узнай, кто эта женщина, где живет и вообще все подробности, — закончил я.
Прошло две недели. Уколов и я вновь собрались в кабинете у начальника КРО Стырне. Лицо его выражало явное недовольство.
— Ну, товарищи, как я и предвидел, по делу «Шапочка» нам отказали во всем. ЦК согласился отпустить на это дело только тысячу рублей золотом, но главное несчастье — с Наркоминделом, который категорически протестует против предоставления права убежища консулу. Уполнаркоминделом Михайлов назвал это дело авантюрой, которая может только испортить наши отношения с афганским правительством. Итак, в нашем распоряжении тысяча рублей. Я думаю, можно предложить и червонцы. Может быть, он согласится. Как вы думаете? — обратился Стырне к нам.
Уколов после короткого раздумья сказал:
— Нужно найти другой путь к документам консула.
— Я тоже того мнения, что нужно найти другой путь, — начал я, — ведь предположим даже, что мы уплатим нужные деньги и получим шифр. А где гарантия, что через месяц шифр не будет изменен и мы опять останемся ни с чем? Что же тогда? Опять платить, что ли? Не говоря о том, что, возможно, консул откажется от тысячи рублей, и мы очутимся в неловком положении.
— Хорошо вы все рассуждаете, — волновался Стырне, — а где же этот другой путь? Единственный другой путь, какой я вижу, это украсть документы. А это может вызвать еще худший дипломатический скандал.
— А почему бы и нет? Мы не украдем, а лишь сфотографируем документы. В консульство проникнуть не трудно, и там почти никого нет. Вопрос только в том, как открыть несгораемый шкаф, где лежат документы. Ключ от шкафа консул носит всегда при себе на цепочке от часов. Вы разрешите мне разработать план и доложить вам потом? — закончил я.
— Ну, ну, попробуйте, — ответил Стырне с сомнением в голосе.
Мы разошлись по своим кабинетам.
— Войдите! — ответил я на стук в дверь моего кабинета. Дверь отворилась, и вошла высокая блондинка лет тридцати, с обильно напудренным помятым лицом. На лице ее выражение страха, смешанного с любопытством.
— Я получила повестку явиться в комнату номер пятнадцать к товарищу Агабекову, — начала она.
— Вы гражданка Власова? — спросил я и, получив утвердительный ответ, предложил ей сесть.
Она села на кончик предложенного ей стула и боязливо разглядывала комнату. Я, делая вид, что очень занят своими бумагами, исподволь изучал ее. Затем внезапно обратился к ней:
— Скажите, гражданка Власова, вы хорошо знаете географию СССР?
Она мнется и смущенно улыбается. На ее лице удивление по поводу заданного вопроса.
— Вы знаете, где находится Чимбай? — продолжал я. — Вот смотрите, — и я ткнул пальцем в угол карты Туркестана, висевшей на столе. — Это маленький хивинский кишлак в пятистах верстах от железной дороги. Туда нужно ехать двадцать дней на верблюдах. Там свирепствует тропическая малярия и не живет никто, кроме туземцев, — рассказывал я ей. Она смотрела на меня и на карту, ничего не понимая.
